Метель

– Молодой он ещё, барин, – шмыгая длинным вислым носом, принялся смущённо оправдываться мужик. – Зато шустрый. Очень бойко ходит рысью. А, вот, галопа совсем не любит, сразу начинает крутиться на месте – что та китайская юла…

«Да, похоже, что я серьёзно влип», – запечалился Пётр. – «Что теперь делать, а? Может, ну его совсем? Типа – отказаться? Мол, конь плохой и уродливый, то есть, не достойный благородного седока? Даже галопом не ходит…».

– Тише! Тише! – раздалось сбоку, и из-за угла избы, тяжело опираясь на чёрный костыль, показался юродивый. – Куда торопитесь, детишки? Не полагается так! Не полагается…. Сейчас я поговорю с жеребчиком. Успокою. Приласкаю. Договорюсь…

– Шёл бы ты, Вьюга, по своим делам, – неуверенно предложил мужик, вопросительно косясь на Петра, а усмотрев его согласный кивок головой, резко поменял тон: – Конечно, побеседуй, старинушка! Орлик, он страсть как любит душевные разговоры. Млеет, прямо…. Вот тебе уздечка, держи! А я, чтобы не мешать, отойду в сторонку…

Конь доверчиво положил юродивому голову на плечо, а тот что-то размеренно зашептал в заиндевевшее ухо. Через две-три минуты Вьюга чуть отстранился, достал из кармана своей хламиды-рванины кусок серого хлеба, поднёс к конской морде. Жеребец радостно заржал и с видимым удовольствием, смешно перебирая мягкими губами, принялся жевать предложенное угощение, роняя хлебные крошки по сторонам.

– Вот и всё, – по-доброму усмехнулся юродивый. – Орлик будет вести себя хорошо. Он мне твёрдо пообещал. Садись, Странник! У тебя всё получится, не сомневайся. Счастливой дороги!

Пётр ухватился ладонью левой руки за луку седла, вдел гусарский ботик в широкое стремя, приподнялся над землёй, точнее, над снегом, занося другую ногу…. Раз! И оказался в седле…. После этого он правой рукой подхватил уздечку, слегка натянул, каблуками ботиков легко коснулся конских боков и браво скомандовал:

– Вперёд, Орлик! – не сдержался и уже на полном скаку завопил, подражая американским ковбоям: – Й-о-хо-хо!

– Князю и княгине передавай привет! – долетел далёкий голос Вьюги.

Он ходко, почти не понукая жеребца, ехал по дороге, вернее, по широкой наезженной тропе в снегу, ведущей к заветному холму. Орлик шёл размеренной рысью, время от времени, сугубо по собственной инициативе переходя на галоп. Было безветренно, заметно холодало, иногда сквозь рваные серые облака проглядывало, подмигивая недоверчиво и тревожно, скупое зимнее солнышко.

«Напрасно я ввязался в эту авантюру», – подумал Петька, имея в виду своё повторное посещение 1812-го года. – «В насквозь авантюрную и невероятную авантюру. Чего мне, спрашивается, не сиделось в уютном и, безусловно, в очень комфортном двадцать первом веке? Ах, да, эти лазорево-синие, бесконечно печальные и загадочные глаза…. Такие в двадцать первом веке уже не встречаются. Это чистая правда. Ради таких волшебно-неземных глаз можно запросто нырнуть и в более суровые Времена. Например, в эпоху отвязанных и кровавых динозавров. Или же в Средние века, где вовсю пылают яркие костры безжалостной Инквизиции…. А каким же это князю и княгине я должен передать привет от юродивого? Очередная загадка, блин гусарский…».

Впереди показались три телеги, в каждую из которых было запряжено по две лошади.

– Это возвращается обоз, посланный Денисом. Вон же он, Антип, давыдовский кучер, – удивился Пётр. – Неужели, так быстро управились с заданием? Нет, похоже, подводы пустые…

Телеги остановились, поджидая всадника, Антипка, соскочив с передовой подводы, торопливо заковылял на встречу.

– Что случилось? – подъезжая спросил Петька. – Машина…. То есть, непонятная зелёная железяка, исчезла?

– Дык, это, барин, Пётр Афанасьевич, милостивец…, – сдёрнув с головы войлочный колпак, смущённо забубнил Антип. – Не виноватые мы. Христом Богом клянусь. Опередили, шустрые ироды, морды наглые…

– Кто опередил-то? Говори толком, не юли!

– Дык, людишки князя Нефёдова. Они уже половину нашей найденной железяки раскурочили и вывезли на подводах. Сейчас вторую половину доламывают…. А нас прогнали. Княжеский управляющий даже пригрозил пистолем. Сказал, мол, что это их…. Как же он, злыдень сердитый, сказал? Ага! Мол, это их – «средство передвижения». Пообещал шкуру спустить и выбить все зубы…

– Это какой такой князь Нефёдов? – на всякий случай уточнил Пётр. – Как его зовут?

– Дык, молодой князь Глеб, который лет шесть тому назад пропал-сгинул за границами…. Вот, теперь бают, что он возвернулся. Живой и здоровый, с молодой жёнушкой-раскрасавицей, какой-то польской графиней…

Глава двенадцатая Родовое княжеское гнездо

Пётр, реагируя на эту неожиданную новость, только восхищённо помотал головой, широко улыбнулся и спросил:

– А как…. То есть, где можно найти данного князя Глеба Нефёдова, нашедшегося таким волшебным образом? Да ещё и с княгиней-графиней-красавицей благородных польских кровей?