— Стой, Салани! — закричал Дель Буоно. — Ты себя погубишь!
Но не эти слова и не голос рассудка остановили Метелло, а два солдата, схватившие его за руки. Они были одних лет с ним и в такой же форме, какую он носил всего месяц назад. Рванувшись, Метелло сделал вид, что собирается ударить одного из них. Этого оказалось достаточно, чтобы очутиться на свободе и бежать. Он мчался до самой площади Гольдони, где встретил работниц табачной фабрики, разбежавшихся при появлении солдат. Женщины набросились на него с расспросами.
— Задержали Миранду? Несчастная! Кончится тем, что ее сошлют, так же как ее отца. А Дель Буоно?
— Возможно, что и он арестован, — сказал Метелло.
— Что же теперь делать? Ведь Пешетти сейчас в Риме.
Здесь собрались наименее решительные, те, которым недоставало смелости и боевого духа; поэтому-то они и бежали. Но справедливости ради надо сказать, что всех этих женщин после работы ждали домашние дела: каждой надо было растопить плиту и утереть носы детям.
В глубине виа дель Моро показался небольшой отряд солдат. Экипажи и омнибусы остановились, люди теснились на тротуары, стараясь сделаться как можно незаметнее. Толпа работниц снова начала разбегаться — кто кинулся к мосту Каррайа, кто в переулки. Одна из работниц с разбегу налетела на Метелло сзади, и он, чтобы не упасть, инстинктивно схватил ее за руку.
— Пусти сейчас же! — закричала она.
Так они оказались рядом и одновременно свернули на набережную Арно. Тут только Метелло разглядел ее — это была молодая женщина с черными как смоль косами, уложенными короной вокруг головы, с открытым лбом и золотистыми глазами. На набережной под одним из фонарей спутница Метелло на мгновение остановилась, чтобы перевести дух, и улыбнулась. У нее было усталое, изможденное лицо, но его освещали необыкновенные глаза. Небольшой, но все же заметный шрам, начинавшийся под носом и наполовину рассекавший губу, чуточку портил ее и в то же время придавал какую-то особую прелесть. Теперь она смеялась своему испугу. Зубы у нее были чудесные — белые и ровные, один к одному. Было ей лет двадцать, а может, и меньше. Она дотронулась до его руки.
— Смотрите, как я замерзла! — сказала она и спросила: — А вы чей жених? Я что-то ни разу не видела вас у ворот нашей фабрики.
— Я пришел с Дель Буоно, — ответил Метелло.
— Ах, простите! — воскликнула она и засмеялась. Метелло показалось, что его глупая оговорка сблизила их, заставила почувствовать себя старыми друзьями. — Значит, вы жених Дель Буоно! Вот так ответ!
— Я — каменщик.
— Ну, знаете! — снова воскликнула она. — С этим ремеслом сегодня сыт, а завтра клади зубы на полку.
— Почему же, — возразил Метелло, — если есть работа…
— Знаю, знаю… ответила она, отходя от парапета, на который опиралась, и пошла вперед.
— Можно вас проводить? — спросил Метелло.
— Никто вас, кажется, не гонит. Я живу в Сан-Фредиано. Если это вам по пути, идемте вместе.
Все пути в этот момент были одинаково хороши для Метелло, и особенно те, которые вели в Сан-Фредиано. Когда они вышли на мост Каррайа, она спросила:
— Вы живете где-нибудь поблизости?
— Нет, я живу на виа Сант-Антонио.
— Вот оно что! Значит, вы провожаете меня специально, чтобы поухаживать! — она улыбнулась и посмотрела на него в упор. — Ведь я табачница, вам это известно?
— Известно, — ответил он. — Именно поэтому…
— Что поэтому?
— Табачницы не особенно смущаются, если их видят с мужчинами.
— В этом еще нет ничего плохого.
Они шли по виа де Серральи, и она спросила:
— А какие у вас намерения?
— Клянусь вам, самые серьезные!
— Браво! — воскликнула она.
На углу Борго Стелла она остановилась.
— Вы и в самом деле хотите меня провожать до дому?
— Мне достаточно было б знать, что мы еще увидимся. Ну хотя бы завтра вечером.
Она звонко рассмеялась, легонько толкнула его в грудь и сказала с ласковой усмешкой:
— Глупый! На мне нет обручального кольца, потому что оно в ломбарде. Мой муж — каменщик. Видите, какое совпадение! Он всю зиму не мог разделаться с воспалением легких и после болезни сильно ослаб. Но если б он увидел нас вместе около дома — ну и влетело бы мне! Да и вам тоже. Вы драться умеете?
Метелло был скорее удивлен, чем разочарован, и не сразу нашелся что ответить.
Она снова улыбнулась и спросила:
— Вы что же, и руки не хотите подать?
Когда они пожали друг другу руки и он не сумел сказать ничего, кроме «Всего хорошего!», она ответила сладчайшим голосом, полным ехидства и обидной пренебрежительности:
— Всего хорошего! Приятных сновидений!
И лишь тогда Метелло — такой же простолюдин и флорентиец, как она, — сумел оставить за собой последнее слово:
— Приятными они могли бы быть только рядом с тобой, красотка!
Она пустилась бегом, унося с собой звонкий смех, и исчезла за поворотом на площадь Кармине.