Метка магии

– Неудачница, – прошипели они. Девушки продолжали пристально смотреть на нее, пока не исчезли в туалете. Возбуждение переполнило коридоры, и Матильда повернулась, чтобы посмотреть, откуда доносятся крики и вопли, как раз в тот момент, когда баскетбольный мяч отскочил от стены и попал ей в ухо. Группа парней пронеслась мимо нее, один из них небрежно извинился, в то время как его друзья смеялись, как гиены.

Матильда вздохнула, вошла в музыкальную комнату и захлопнула за собой дверь. Она спустилась по деревянным ступенькам и остановилась внизу, закрыв глаза и вдыхая пыльную изоляцию заполненной хламом комнаты.

– И… тишина, – прошептала она себе, открывая глаза.

Крошечные прямоугольные окна были так запылены, что почти не пропускали света, поэтому Матильда протянула руку и включила лампу, которая была привязана к одной из низких деревянных балок над ней. Эрин и Катрина не ошиблись насчет комнаты. Все, что Матильда когда-либо видела на сцене, впихнули в пространство до следующей школьной пьесы.

Стопки пыльных стульев, потрескавшиеся раскрашенные декорации, гигантские пластиковые грибы и разобранные барабанные установки выстроились вдоль стен. Металлические стеллажи, набитые кожаными футлярами, помятыми музыкальными инструментами и смешанными костюмами, делили комнату надвое. На гвозде висел розовый пиджак, в котором выступала Эшли. Она не умела петь, но каким-то магическим образом роли в школьных мюзиклах давались ей отлично. Матильда стряхнула с себя это воспоминание и отважилась пройти дальше в комнату.

Куча мягких подушек лежала в углу перед несколькими деревянными полками, с любовью сложенных в виде маленького убежища от внешних залов. Матильда подошла и опустилась на них. Подушки вздыхали, когда она позволяла им прилипать к ее усталому телу. Цепочка проводов и лампочек обвивалась вокруг ржавых гвоздей, торчащих из дерева, и Матильда щелкнула выключателем на пластиковой коробке, и разноцветные волшебные огоньки замигали, очнувшись ото сна.

Девушка откинулась назад и закрыла глаза, ее мышцы расслабились, когда она погрузилась в одиночество комнаты. После минуты медленного, спокойного дыхания образ Оливера промелькнул у нее в голове: поцелуй, вечер на озере, его лицо в темноте колодца. Матильда выпрямилась и вздохнула. Моменты их счастья все еще казались реальными и не хотелось верить в то, что все его действия были лишь планом мести за то, что она сотворила в тумане злобы несколько лет назад. Матильда снова закрыла глаза, задаваясь вопросом, как долго она сможет прятаться среди реквизита и декораций.

Ее глаза распахнулись, когда с другой стороны полок донесся щелкающий звук. Она затаила дыхание и прислушалась, ее сердце подскочило к горлу, когда это повторилось.

Клац, клац, клац.

С остатками спокойствия, которое теперь полностью исчезло, Матильда вскарабкалась и бросилась к лестнице, затем взлетела по деревянным ступенькам. Дрожащей рукой она потянулась к дверной ручке, но во рту у нее пересохло, когда поняла, что ей не за что ухватиться. Она проверила другую сторону двери, но там ничего не было, ни ручки, ни дверной ручки, ни даже отверстия, через которое можно было бы позвать на помощь.

Матильда спустилась по ступенькам и попыталась не обращать внимания на мертвые глаза театральных масок и скрюченную марионетку старика, голова которого была наклонена так, словно его только что вытащили из петли. Звук продолжался, снова и снова, стуча вместе с ее сердцебиением, когда оно ускорилось и прокачало кровь по ее телу с удвоенной скоростью. Она зависла в конце стеллажей и посмотрела на окно прямо перед собой, на стопку деревянных стульев и идеальную лестницу прямо под ними.

«Вылезай в окно, не оглядывайся», – прошептала она.

Пот блестел у нее на лбу, когда она запуталась в своих собственных ногах, пытаясь добраться до стульев. Окно находилось прямо над ней, но, подняв глаза, она краем глаза уловила какое-то движение. Любопытство пересилило страх, и она повернулась к источнику звука.

На полу, сгорбившись, сидела девушка. Она подняла глаза, ее грязно-светлые волосы были разделены пробором, как занавес в кошмарном сне. Она жутко улыбнулась Матильде и щелкнула зубами.

Матильда рухнула на пол, ее глаза расширились от ужаса, а дыхание, казалось, замерло навсегда. Кожа на лице девушки свисала с черепа, как расплавленный воск, обнажая мышцы под немигающими глазами. Ее челюстная кость была полностью лишена кожи, и Матильда ясно видела, откуда доносился звук каждый раз, когда та щелкала своими гниющими зубами.

Щелк, щелк, щелк.

Матильда вздрогнула и мгновенно ее узнала не по разорванной клетчатой юбке или потертым металлическим балетным туфлям на костлявых ногах девушки, а по имени Матильды, вырезанному на ее лице.