Читаем Метла системы полностью

И вот, к вящей панике и жалости Пенносвиста, Патриса начинает биться головой об угол ломберного стола, крича, что, если ей нельзя видеться с детьми, лучше умереть, и она в полной истерике, и все совершенно кошмарно, и сердце Пенносвиста почти разбивается – в том, что между Патрисой и Пенносвистом есть некая двусмысленная психологическая связь, к этому моменту усомниться почти невозможно, – и его сердце разбивается, и он решает сделать все, что в его силах, лишь бы помочь Патрисе увидеть детей, хотя бы на секунду, и спрашивает ее, чем может помочь. И Патриса смотрит на него благодарными и доверчивыми глазами оленихи и говорит, что она поразмыслила и что, если он сможет каким-то образом добиться того, чтобы одно из наружных окон детской крепости в восточном крыле оказалось отперто, она заберется по белой решетке, прикрепленной к наружной стене восточного крыла, и запрыгнет внутрь, чтобы увидеть детей и коснуться их, хоть ненадолго, прежде, чем кто-либо ее остановит. Очень скверный план для женщины на сносях, да и вообще, как ты наверняка уже догадываешься, план зловещий и чреватый катастрофой. Но Пенносвист, косвенно измотанный явным психологическим стрессом Патрисы, неразумно соглашается ей помочь. И вот он ждет, когда у детей наступит тихий час, и идет в детскую крепость, и кричит через дверь мисс Злокач, что Патриса тоже уснула и он хочет войти и дать мисс Злокач урок контрактного бриджа, а то и пококетничать немного – кто знает, что вообще между ними было к тому времени, – и мисс Злокач его впускает, и в какой-то миг, когда ее внимание отвлечено, Пенносвист идет к окну, отпирает его и самую малость приоткрывает – дело было в мае, кстати говоря, семьдесят второго года, я как раз перебирался в Скарсдейл, – и, ну, короче, Пенносвист втихаря скидывает из самую малость приоткрытого окна игральную карту – королеву пик, – и это предустановленный сигнал Патрисе, что все готово, и карта по теплому майскому воздуху порхает вниз, к Патрисе, в белом платье, у основания решетки.

– Ты мне лапшу на уши вешаешь, Эр-Ка? В смысле – да ладно?

– Поскольку я чую твою нетерпеливость, придется поскакать по верхам, сказав, что Патриса пытается взобраться по решетке к открытому окну, и у самого верха ее беременный вес оттягивает угрожающе непрочную и шаткую решетку от башенной стены, и решетка ломается, и Патриса, вскрикнув, значительно и катастрофически долго падает на землю, и приземляется на беременный живот, и спонтанно случаются взрывные роды Ля-Ваша, иными словами, Камношифра, и тот приземляется в пяти метрах от матери в клумбу, минус нога, обсуждаемая нога, которая отрывается при взрывном катапультировании Ля-Ваша из лона Патрисы, и младенец с матерью прискорбно травмированы, и ужасным образом, но Пенносвист слышит Патрисин вопль, бежит к окну, смотрит вниз, от горя прокусывает себе костяшку пальца, перезапирает окно, вызывает скорую и пожарных и спешит вниз, чтоб оказать уместную сподручную первую помощь, и Патрису с Ля-Вашем спешно везут в больницу, и оба выживают, но Патриса теперь безнадежно психически расстроена, не в своем уме, если точнее, и ее необходимо водворить в соответствующее заведение, и остаток времени между тогда и сейчас она проводит в основном в такого рода заведениях, и, на самом-то деле, пребывает в таком заведении и сейчас, в Висконсине.

– Зашибись конем.

– Так или иначе, отсюда и безногость Ля-Ваша.

– Капец.

– И стоит Патрисе психологически выбыть из игры – в чем Камношифр-отец явно не считает себя особо виноватым, ведь он, надо думать, через призму эротических чар мисс Злокач, уже сколько-то времени считал, что Патриса рехнулась, – стоит ей отбыть из дома, более-менее навсегда, как физическая и эмоциональная изоляция детей начинает сходить на нет, и мисс Злокач в итоге позволяет им жить полунормальной детской жизнью, включая Маленькую Лигу, «брауни», пижамные вечеринки, эт цетера, в то время когда дети не проходят тесты, но в любом случае к этому моменту причинен уже максимальный вред, и семье, и индивидуальным членам семьи.

– Не говоря о ноге бедного дьявольского сосунка.

– Именно.

– Христос на «кавасаки».

– Фнуф.

– …

– Это все тебе Линор рассказала?

– Думаю, мы приближаемся. Я ощущаю близость Кливленда. Ты его чуешь? Такой запах, как когда снимешь крышку с кастрюли, в которой что-то оставалось в твоем холодильнике чересчур долго?

– Не скажу, что чую что-то, кроме пива и «риглис спирминт» [121], Эр-Ка.

– Я, наверное, просто чувствителен к аромату Кливленда. У меня чудовищно чувствительное чувство чуянья.

– …

– Хотя и не такое чувствительное, как у иных знакомых.

– Так что за книжки вы издавали-то? Может, и мне какие ваши попадались?

– Мы положительно приближаемся. Видишь всю эту мертвую рыбу? Плотность рыбы существенно возрастает по мере близости берега. Кажется, я в очередной раз избежал отстойной смерти.

– Ах-ха.

– …

– Так ты думаешь, мне сдадут временно комнатку в доме, где живет Линор, да?

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги