Метод «Джакарта». Антикоммунистический террор США, изменивший мир

Болсонару был избран на пост президента 28 октября 2018 г. Я находился в Рио — лихорадочно выстукивал на клавиатуре репортаж после того, как стали известны окончательные результаты. Внизу на улицах района Леме, в нескольких кварталах от пляжа Копакабана, раздались крики, и я, метнувшись к окну, стал свидетелем краткой вспышки политического насилия — одной из первых. В тот день в нашем районе было много людей со значками в поддержку кандидата от левых Аддада.

«Comunistas! Comunistas!» — стала выкрикивать в их адрес группа крепких мужчин. Несколько женщин в ответ крикнули: «Fascistas!» Однако им стало страшно. Парни были здоровенные, и их оппоненты поспешили прочь, сняв значки.

После объявления результатов я разговаривал с Иво Эрзогом, сыном Владимира Эрзога — журналиста, убитого в ходе предполагаемой Operação Jacarta. «Думаю, мы совершаем огромный шаг назад. Все это очень страшно, — сказал он. — Политическая ситуация вызывает у меня сильнейший стресс. Я не могу спать без снотворного. Но я решил, что сейчас не время уклоняться от борьбы».

Париж

Я коротал время в Djakarta Bali, ресторане индонезийской кухни в нескольких кварталах от Лувра. Заметив пожилую женщину, которую я ждал, — она стремительно приближалась к дверям — я удивился, как быстро она передвигается, поскольку сначала не видел ее ног. Когда она остановила у дверей скутер и вошла, все разъяснилось.

Это была Нури Ханафи, дочь посла Сукарно на Кубе. А ресторан этот открыла в Париже ее семья после переезда с Кубы. На стенах развешаны фотографии ее отца с Че и с Фиделем, сделанные в те дни, когда они считали, что создают движение трех континентов. Мы ели превосходный ренданг из говядины, одно из моих любимых индонезийских блюд. Она сказала, что скутер — это ее «харлей-дэвидсон».

Странное, наверное, это было зрелище: белый американец и азиатка преклонных годов, разговаривающие по-испански в Париже.

Проведя немало лет в Болгарии, она вернулась сюда, чтобы воссоединиться с семьей, но даже в Париже им не удалось избавиться от клейма коммунистов. Индонезийское посольство в Париже отказалось признать, что их ресторан вообще существует. Нури не знает, к какой стране принадлежит, по ее ощущениям, она потеряла Индонезию в далеком 1965 г.

«Разговаривая сегодня с молодежью из Индонезии, я понимаю, что у нас разная история, — сказала она. — Я имею в виду не разные личные судьбы. Я хочу сказать, они даже не знают правды о том, какой была когда-то наша страна, — о нашей борьбе за независимость и о ценностях, которых мы придерживались».

Жизнь изгнанников в Европе и Азии по-прежнему тяжела. Однако, поспешно признает она, для жертв там, на родине, все обернулось намного хуже.

Соло

Магдалена была красавицей всю жизнь. На протяжении всего ее тюремного срока охранники предлагали жениться на ней. Она отказывалась, хотя знала, что это улучшило бы ее положение и, может быть, даже позволило быстро оказаться на воле. Она не хотела подобных отношений.

Когда она все-таки вышла из тюрьмы, находились другие желающие взять ее в жены. Она отказывалась. Она не чувствовала себя в безопасности ни с одним мужчиной, который сам не отсидел в тюрьме.

Магдалена знала, что на всю жизнь отмечена клеймом коммунистки, ведьмы. Любой обычный мужчина, скорее всего, видел бы в ней отверженную и обращался бы с ней как с мусором, чуть только что не по нему.

«Разве я могла довериться обычному мужчине, став его женой? — спросила она. — А если б он разозлился? Он мог бы просто бить меня, обзывать коммунисткой, и никто бы ради меня пальцем не шелохнул».

С семьями коммунистов и лиц, обвиняемых в коммунистических убеждениях, происходили намного худшие вещи. В Индонезии быть коммунистом означает всю жизнь носить на себе печать зла, и во многих случаях это зло видится наследственным, передающимся твоему потомству, словно генетическое уродство. Детей родителей, обвинявшихся в пособничестве коммунизму, пытали и убивали{638}. Некоторых женщин преследовали всего лишь за создание приюта для детей уничтоженных коммунистов{639}. Один индонезийский бизнесмен, близкий Вашингтону, через много лет после массовой бойни предупредил американскую верхушку, что сильная армия необходима, поскольку коммунистическое отродье уже подрастает{640}.

В 71 год Магдалена выглядит безмятежной и лучезарной — при этом держится несколько стеснительно и настороженно. Она живет одна в крохотной лачуге в две комнатки в одном из переулков города Соло в Центральной Яве.