Пять дней, и он не знает… Ни про девчонку, с которой контачил Офер, ни про его сестру. Конечно же, идея присоединить к группе Маалюля была отличной. Авраамом овладело дикое желание вернуться к себе в кабинет и вытянуть из отца Офера все, что можно, про жизнь его старшего сына. Даже если разговор затянется до поздней ночи.
Рафаэль Шараби его удивил. Фигурой, манерой разговора и даже построением речи. Возможно, зная, что он моряк и профсоюзный деятель, Авраам Авраам ожидал увидеть этакого мужлана, грубого и горластого. Ожидал, что тот заведется, набросится на него из-за проволочки с началом расследования, станет угрожать. Если инспектор верно понял намеки Иланы, легкого нажима со стороны Рафаэля Шараби было бы довольно, чтобы дело передали в специальный отдел под управлением более высокопоставленных лиц, если не в Центральное управление полиции.
– Прошу прощения, – сказал Авраам, вернувшись в свой кабинет. – Поступили некоторые сведения от следователя, работающего на участке.
– Есть новости? – спросил Рафаэль.
Инспектор отрицательно покачал головой:
– Пока нет. Увидим позже.
В фигуре и лице отца Офера была какая-то мягкость, почти женственность. Пухловатый мужичок лет сорока с хвостиком. Кучерявые, коротко стриженные волосы, черные с проседью. Выше инспектора всего на каких-то пять сантиметров. Лицо полное и круглое, небритое, с седой щетиной. Как в дни траура. Авраам вспомнил квартиру, увиденную в первый день расследования. Родня и приятели, бутылки «Колы» и тарелки с угощениями на столе. Отец этого семейства был тогда на корабле, на пути в Триест.
Рафаэль Шараби не пытался ему угрожать и не коснулся проволочки в начале расследования. Он молча и терпеливо выслушал отчет о том, как оно ведется, и в конце предложил любую помощь, какая потребуется. Его коллеги по службе вызвались помочь, как и его родня. Неужели жена не рассказала ему о проволочке? Может, побоялась, как бы он не подумал, что она сама же и не настояла, чтобы с расследованием не спешили? Но этот человек вроде не выглядит мужем, которого нужно бояться. Когда он сел после того, как они с инспектором пожали друг другу руки и представились, Авраам Авраам сказал, что ему, понятное дело, было непросто – быть вдалеке, в море, без возможности сразу вернуться домой. Шараби кивнул:
– Да. Но что поделаешь! Я вернулся сразу, как бросили якорь в порту.
Как будто это его в чем-то обвиняли.
Авраам подумал о море. Тихое оно или бурное, все ли время моряки находятся в трюме, или же, когда выдастся свободная минутка, поднимаются на палубу вдохнуть свежего воздуха? Является ли море частью жизни моряка, или же корабль – это просто место службы, вроде строения с конторами, только что наружу не выйдешь?
– Мне в этом деле тяжелее всего то, что я до сих пор мало знаю про Офера, – сказал полицейский вслух. – Вот помощь, которая мне в основном и нужна. Вашей жене тяжко, и я ее понимаю. Но мне не удается составить его психологический портрет. А без этого, в особенности когда у меня нет никаких реальных указателей, которым мы можем последовать, нам очень трудно взять правильное направление.
Шараби кивнул. Молча. Возможно, мыслями он был еще далеко в море. Не мог свыкнуться с тем фактом, что в самую трудную минуту его не было рядом.
– Как я понимаю, вы нередко подолгу отсутствуете. Может, попытаетесь рассказать, как это происходит? На какой срок вы уезжаете, как часто? – спросил инспектор.
– Обычно я хожу в короткие рейсы – Лимасол, Турция, несколько дней плавания. Раз в несколько месяцев участвую в рейсах подлиннее, вроде Копера или Триеста. После каждого рейса провожу несколько дней дома, иногда и по две недели. И очень редко бывают портовые работы. От полутора до пяти недель. Текущий ремонт судна.
«А где этот Копер?» – подумалось Аврааму. Наверное, это порт в Средиземном или в каком-то другом море. Каждый раз, слыша во время дознаний не знакомые для себя вещи, он чувствовал, что взял верное направление. Пересек собственные границы. Ему показалось, что в отличие от матери Офера отцу мальчика хочется рассказывать. Что он открыл инспектору дверь. Пусть пока только дверь на корабль. Авраам побывал у них дома в четверг и в пятницу. Хана проводила его в комнату сыновей, вместе с ним открывала шкафы и ящики, сидела возле него на кровати Офера – и при всем этом он чувствовал, что впустить его к себе в дом она отказывается.
– Как именуется ваша должность? – спросил Авраам Рафаэля.
– Главный механик.
– Должность высокая?
– Ну, как высокая… Должность, которую получаешь через двадцать лет работы.
– И как вы выбрали эту профессию?
Шараби посмотрел на него удивленно, будто ответ и так был ясен.
– Служил во флоте. Когда демобилизовался, пошел в Морскую школу в Акко на отделение механиков, а потом – обычный путь в Судоходную компанию ЦИМ.
– И это значит, что вы командир корабля? Капитан? – В том, что на корабле есть капитан, Авраам уверен не был.