Метод инспектора Авраама

На счастье, он сохранил документ, подтверждающий оплату номера в отеле. Поездка в такси заняла меньше получаса и обошлась ему в пятьдесят пять евро, на пять евро больше той суммы на суточные расходы, которую ему выдали в кадрах в конверте и из которой он еще надеялся кое-что сэкономить.

В гостинице «Эспань» его ждала записка от Жан-Марка: «Искренние извинения за то, что не приехал в аэропорт. Прошу срочно с нами связаться». Авраам позвонил из номера 307. Бельгийский флик ответил по-французски и как-то нервно. В трубке слышались крики и полицейские сирены, будто там происходил какой-то переворот или теракт.

Авраам прилетел в самый неподходящий день. В полдень два велосипедиста обнаружили тело Иоганны Гетц, двадцатипятилетней специалистки по ландшафтному дизайну. Обнаружили его на картофельном поле в пригороде Брюсселя. Иоганна пропала ровно неделю назад, и с тех пор велись ее розыски.

Израильского инспектора охватила дрожь.

Но обстоятельства этого дела были совершенно другими. С самого начала, с того момента как любовник Иоганны Гетц, тридцатилетний художник-график, доложил о ее исчезновении, было ясно, что она стала жертвой тяжкого преступления. В воскресенье вечером эта женщина вернулась в квартиру в северной части Брюсселя, где проживала с любовником и с еще одним соседом, и, судя по оставленным следам, ее через несколько минут силой выволокли оттуда. Ее кошелек и сумочка остались на столе в кухне, а в духовке засыхала пицца, которую она поставила подогреть. Бельгийские газеты очень подробно описывали расследование этого дела. В некоторых из них намекалось: пока не выяснится, что случилось с Иоганной, молодым женщинам не рекомендуется ночами разгуливать в одиночку, а может, и оставаться одним дома. Теперь, когда ее тело было найдено в состоянии, о котором СМИ не были оповещены, страх усилился, а с ним и давление на полицию.

Авраам Авраам включил маленький телевизор. На одном из шести каналов, где изображение не раплывалось, он посмотрел то, что именовалось репортажем с поля, на котором было обнаружено тело. Ему не удалось разглядеть Жан-Марка среди запечатленных в кадре многочисленных фликов в перчатках и специальных нейлоновых сапогах, но инспектор предположил, что Каро там, как тот и сказал. «Вся эта программа по обмену опытом выглядит идиотизмом, разве что ко мне приставят переводчика», – подумал он.

Через пару минут, когда Авраам вышел из гостиницы, на него обрушился дождь. На инспекторе были джинсы и рубашка с коротким рукавом. Он шел по длиннющей улице, никуда не ведущей. Плаката со своим именем Авраам так и не нашел. В Брюсселе было темно, и все магазины оказались закрытыми. Вместо какого-нибудь интересного местного бистро он поел в «Сабвее», куда спрятался от дождя. Взяв бутерброд из низкокалорийного хлеба с ветчиной, майонезом и каплей горчицы, полицейский принялся жевать его и смотреть женский волейбол между командами Каунаса и Праги, транслировавшийся по «Евроспорту-2». Когда он вернулся в свой крошечный номер в гостинице «Эспань», на часах было ровно девять. Родители звонили на его мобильник каждые десять минут, хотя он предупредил их, что разговоры здесь дорогие. Отцу надо было удостовериться, что он приземлился, как положено. Как будто если б самолет разбился или был похищен по пути из Тель-Авива в Брюссель, ему не сообщили бы об этом в новостях.

– Я увидел в Интернете, что в Брюсселе дождь, – сказал отец Авраама.

* * *

Пробудившаяся у Авраама Авраама надежда на то, что расследование исчезновения Офера сдвинулось с мертвой точки, умерла еще перед отъездом. Умирала она медленной смертью, сопровождаемая подергиваниями и конвульсиями. След, обнаруженный Шрапштейном, который на пару минут вдохновил всю группу и даже самого Авраама, завел полицию в тупик. Условно освобожденный по имени Токтали был приглашен на дознание, отрицал всякую связь с этим делом и утверждал, что всю неделю, когда исчез Офер, провел в Иерусалиме. Его алиби подтвердилось, и Эяль уныло расстался с подозреваемым в дверях участка. Он пообещал ему, что они еще встретятся, и продолжил искать других известных нарушителей, обитающих в округе.

Авраам Авраам расспрашивал Рафаэля и Хану Шараби еще дважды – один раз вместе и один поодиночке. Он вернулся к ссоре или разборке, которая, возможно, была у них между собой или между ними и Офером во вторник вечером, и они снова заверили его, что никаких таких разборок не было. Авраам опросил соседей, которые могли услышать эту ссору, но жильцы, занимавшие квартиру на третьем этаже напротив семейства Шараби, в тот вечер были на бар-мицве.