Метод инспектора Авраама

– Офер не выразил никакого желания встречаться, – сказал Зеев. – Совсем наоборот. Я уже говорил вам, у меня было ощущение, что он меня сторонится; может, потому что чувствовал вину из-за отказа от уроков. Если б он обратился ко мне, я бы ему не отказал. Я ведь сказал вам, что предложил его родителям продолжить уроки бесплатно.

– Так вы хотите, чтобы я вам поверил, что вы с декабря ни разу не разговаривали?

– Ну конечно же! – воскликнул Авни. – Бывало, что столкнемся в доме, перекинемся парой слов… Но могу я сейчас кое-что сказать?

Авраам откинулся на спинку стула, и его посетителю показалось, что теперь он наконец согласен его выслушать.

– По вашим вопросам я понял: вы подозреваете меня в том, что связь с Офером продолжалась у меня и после уроков, а я вас уверяю, что это не так, – стал объяснять Зеев. – Нечего вам меня об этом спрашивать. Я заранее знал и подготовился к тому, что ваши вопросы пойдут в этом направлении. И жаль. Я не скрывал от вас, что у нас была взаимная симпатия. Если б я захотел это скрыть, то, как мне кажется, не пришел бы сюда по собственной инициативе рассказывать о нем, не гонялся бы за вами – как вы это называете. Разве не так?

Авраам не ответил.

– Мне ясно, что из-за этого телефонного звонка вы подозреваете меня в том, что я имею отношение к исчезновению Офера, – продолжил учитель. – Или, по крайней мере, пытаетесь выяснить, есть ли у меня с ним связь. Такова ваша работа, я ничего не имею против. Но это неправда. И я снова вас спрашиваю: вам кажется логичным, что если б я был связан с исчезновением Офера, то названивал бы в полицию или по собственной воле пришел бы сюда, чтобы поговорить об этом? Или стал бы откровенно рассказывать вам про телефонный звонок? В любом случае мне есть еще что сказать, а после этого спрашивайте все, что найдете нужным.

– Слушаю.

– О’кей. Сперва хочу сказать: я знаю, что после моего рассказа ваши подозрения усилятся. Но снова говорю: прошу вас логически взвесить и понять, что если б я имел какое-то отношение к исчезновению Офера, то в жизни не пришел бы сюда по собственной воле и не стал бы рассказывать вам то, что намерен рассказать.

Был ли другой способ поведать про письма, не покаявшись в грехе, которого Авни на самом деле за собой не чувствовал? Он представил себя в синагоге, в талите и с тфилинами, прикрепленными к бицепсу левой руки и ко лбу, при том что в сердце у него не было Бога.

Авраам мельком взглянул на диктофон – убедиться, что тот еще работает. И тогда Зеев сказал:

– Я еще и тот человек, что написал письма от лица Офера.

Инспектор же посмотрел на него так, будто не знал, о чем он говорит.

* * *

Грохот рухнувшей шахматной доски раздался потом. Сперва воцарилось гробовое молчание. А потом Авраам спросил Авни:

– О каких письмах речь?

– Ну, о тех самых письмах… – Зеев нагнулся и, достав из сумки свою черную тетрадь, вынул из нее сложенные листки, на которых был скопирован почти окончательный вариант трех посланных родителям Офера писем, и протянул их полицейскому.

Несколько дней спустя, когда Авни стало ясно, что с ними случилось, он решил, что Авраам оказался не только четвертым читателем этих писем, но и читателем последним. Трудно было представить себе, чтобы еще кто-нибудь когда-нибудь захотел их прочесть. Разумеется, это будет не Михаль. И по-видимому, не сам Зеев. И все же три этих письма были началом того, что, как он надеялся, станет его первым романом. Последним читателем которого будет никак не Авраам.

Инспектор быстро прочел письма. Сумел ли он разобрать почерк Авни? Авраам положил первое письмо на стол, перевернув его текстом вниз, и перешел ко второму. В третьем письме полицейский сосредоточил внимание на строчках, которые нравились Зееву больше всего – это был ряд поэтических вопросов по поводу того, что Рафаэль и Хана Шараби сделали после прочтения писем. Учитель знал их наизусть:

«Где вы читали те два письма, которые я вам послал? В моей комнате? В гостиной? И какие думы думали, когда их читали? Говорили ли вы себе, что это не от меня, что не может быть, чтобы они были от меня – чтобы защитить себя от боли, с которой они написаны? И что вы с ними сделали после того, как прочли? Уничтожили, чтобы больше не видеть тех слов, которых не желаете слышать? Да только я никогда не перестану их писать».

Авни терпеливо дождался, когда Авраам закончит читать третье письмо, и сказал ему:

– Я кое-где изменил выражения. Но это те самые письма, которые я послал.

Инспектор посмотрел на него, и Зеев снова не смог проникнуть в выражение его глаз. Он увидел в них ужас, но, возможно, это и было то, что ему хотелось увидеть.