Теперь она видела только лифтовое табло с абракадаброй вместо цифр, но судя по голосам, людей на площадке было много. Среди приглушенного гула голосов лишь один звучал в полную силу – взрывной хохот и вопли Харитонова, пытавшегося провоцировать охранников, но его возбужденное веселье тоже было вызвано страхом.
Страх полностью владел и Дашей – ледяной пот, волны жара, и крупная дрожь, с которой она не могла справиться – все это было лишь дополнением к изнуряющему внутреннему ужасу. Она знала, что это может закончиться истерикой и держалась изо всех сил. На ее стороне, как ни странно было только время – она искренне хотела, чтобы все закончилось быстро. Перед ней прошел каменнолицый начальник охраны, она услышала, как он бьет Харитонова, который в ответ на хлесткие удары стал хохотать и орать еще громче. Он называл начальника мешком с говном и ручной мартышкой, предлагал ему сразиться, уверяя, что уделает его даже лежа одной рукой. Для Харитонова эти провокации были чем-то вроде разрядки, а начальник и вправду оказался глуп.
Каталку с Дашей поставили в самый угол лифта. Где-то позади совсем рядом, не унимался Харитонов, требуя у какого-то «недомерка» положенную ему сигарету. Его перестали бить, поняв, что этим только усиливают исходящий от него шум. Учитывая, что их ожидало, тактика Харитонова казалась Даше не такой уж безрассудной.
Лифт двигался бесконечно долго, в нем было тесно и душно, она ощущала запах пота и вкус меди во рту. Кусая губы в попытке унять очередной приступ дрожи, Даша услышала, как кто-то сказал, что двое других уже наверху. Значит, пятого так и не достали. Она попыталась ухватиться за это, но мысли путались, перескакивали на страшные образы скорого будущего. Находясь в нижнем блоке, она еще пыталась понять, почему Пустовалов не сумел позвать помощь, пыталась представлять мир, который встретил его, но теперь оставила эти попытки. Даже попытку представить его. Сейчас все это было неважным, совершенно неважным.
Через пропасть времени лифт, наконец, остановился, их невыносимо медленно провезли по коридору, потом стены расступились, гул голосов размножился и заиграл эхом. Даша вздрагивала всякий раз, когда ее каталку с силой толкали через какую-нибудь преграду, вроде провода под ногами. По скругленной галерее и густой тьме над головой, она узнала зал собраний. Она была тут однажды, наблюдала его сверху, при их неудачной попытке сбежать. Значит, казнь. Ее снова пронзил удушающий страх, отозвавшийся острым желанием обмочиться. Здесь было ветрено и прохладно – чувствовалось что пространство, с высоты казавшееся ей дворовой хоккейной коробкой в действительности гораздо обширнее. Изредка в зону видимости попадали лица охранников, везших ее каталку – все почему-то в черных масках и всё также избегавшие смотреть ей в глаза.
Лишь один человек прямо смотрел на нее – суровый мрачный старик с галереи на втором этаже. Она видела его прежде, кажется в девятом блоке – обыкновенный немой рабочий с правом свободного передвижения. Он казался ей выжившим из ума, но в его теперешнем «ястребином» взгляде сквозила какая-то отталкивающая осмысленность, без намеков не то что на сострадание, но даже на обузданную ненависть. Он смотрел на нее просто как на полено, недовольный тем, что полено слишком худое и не даст требуемого тепла. В этом взгляде не было жизни, а был только холод. Так смотрел бы возможно мертвец, сумевший бросить вызов самой жизни.
Впрочем, все это, даже немой старик виделось ей обрывочно, как в болезненном сне, а потом и вовсе исчезло, осталась только тьма над головой – реальная или в воображении. Она перестала слышать разговоры, шаги, и скрип колесиков каталки, в ее голове раздавались только глухие хлопки, напоминавшие взрывы газовоздушной смеси в неисправной духовке. Они заглушали все. Ее везли головой вперед прямо к источникам этих звуков. Кровь застучала в висках, Даша ясно ощутила, что в ее груди существует сердце, и оно способно болеть. Голова закружилась, она начала задыхаться.
Каталку резко развернули. В размытом полумраке мелькнуло знакомое лицо – красивое, молодое, но такое же напряженно-серое со сдвинутыми к переносице бровями. Катя была прикована к такой же каталке и в пролетевшую секунду тоже узнала Дашу. На мгновение их взгляды встретились, и, увидев в знакомом лице отражения тех же переживаний, Даше удалось взять себя в руки. Она сделала глубокий вдох и сумела удержать воображение от очередного скачка в будущее.
Каталка продолжала описывать широкий круг, но Даша уже утратила способность к адекватным оценкам. Ее зрение сузилось, будто она смотрела в трубку, в маленьком отверстии которой мелькали разрозненные детали чудовищной реальности: кусок металлической ванны, огнезащитное стекло, безрадостные лица за ним, видеокамеры, и, наконец, что-то невообразимо жуткое – тонкие изогнутые трубки, похожие на лапки гигантского насекомого с почерневшими соплами.