Метро

Мама не слышит ее – она стоит в очереди за мороженым, а папы и вовсе не видно.

– Я доплыву до буйка и на нем передохну.

Макс тоже встает.

Олег идет к морю, Даша бежит за ним, бросая совок, и хватает обеими руками сзади за талию, Олег вырывается, хохочет. Даше очень трудно удержать его, но все же удается. Олегу щекотно, он смеется и разворачивается, она видит совсем близко его лицо, солнце в серых глазах и россыпь веснушек на переносице.

Позже она спрашивает у родителей за обедом, от чего бывают веснушки.

– Они бывают только у тех, кто родом из солнечных мест. – Говорит отец.

– А что Олег из солнечных мест?

– Ну конечно.

– А я?

– Ты тоже, но ведь он старше.

Родители улыбаются, а отец треплет ее по щеке.

В реальность ее вернула складная речь главного воспитателя.

Невзирая на перебинтованную голову, он умудрялся даже сейчас упиваться собой. Он ловко «обличал» их, искусно соединял несвязные события, конструируя из них неопровержимое и основательное, как пирамида обвинение. Несмотря на убедительную речь, судя по лицам за стеклом, зрителей он утомлял. В его избыточном напоре угадывался какой-то личный мотив – он не только обличал их, но и присягал кому-то и, судя по усталым лицам за стеклом, не только Даша чувствовала эту фальшивую ноту.

Наконец, время ритуальных речей истекло. За стеклом погас свет. Теперь он оставался только на «сцене». Появились люди в огнеупорных костюмах. Даша услышала короткие команды. Деловитые мужские голоса доносили последние приготовления: «здесь подтяни», «эту проверил» и страшное: «все готово». Измотанный организм впрыснул последние запасы глюкозы и адреналина, которые ей уже ничем не помогут. Дыхание участилось. Скоро все закончится, сказала она себе, но легче не стало. Послышалось щелканье, резкий окрик «отходи» и «пыханье» газовых горелок.

Как же так, ну как же так, – услышала она свой собственный голос. Но все это внутри.

В последний момент, она попыталась ухватиться за что-то – зажмурилась, стараясь изо всех сил переместиться в ту комнатку на чердаке: ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Первая волна жара набросилась на ноги.

Когда Пустовалов закончил с девятым кубом, пошел снег. И хотя снежинки были мелкие, словно ненастоящие, и сыпали по-осеннему сухой колкой крупой, Пустовалова впервые покинуло ощущение, что он находится среди декораций. К тому же вместе со снегом пришел и сильный ветер, изображая теперь что-то вроде небольшой метели.

Пустовалов спрыгнул с подножки трактора, и, перешагнув через трос, направился к яме, бросив на ходу взгляд на LXN-1000. Почерневший прибор лежал на боку, до асфальта растопив вокруг себя снег, от него все еще поднимался дым, хотя сломался он уже почти час назад.

Яма представляла собой квадратный котлован метровой глубины площадью около десяти квадратных метров, на дне которой, посередине, полегал шов сдвинутых ворот стволовой шахты. Пустовалов достал из кармана мятый лист плана, еще раз заглянул в него, затем посмотрел на секундомер, на котором обратный таймер только что перешагнул двенадцатиминутный рубеж, и поднял глаза к темным силуэтам домов на северо-востоке. Пока никаких признаков. Только светящаяся дуга одиноко плавала в небе, будто мертвая змея в бочке с водой. У него с лихвой еще оставалось времени для одного дела.

Он перенес труп Мориса к краю ямы, присел на одно колено, посмотрел на электронные часы на его руке – 19:55. На его собственной руке таймер обратного отсчета только что перешагнул рубеж в десять минут. В конце концов, что он теряет кроме лишних минут компании с самим собой? Даже если они отнимут одну миллионную шанса, то грош цена им и последним трем десятилетиям его жизни.

Он достал планшет, который ему когда-то передал Виктор и положил палец на большую круглую кнопку. Он уже касался ее, когда впервые увидел шов и слышал гудение приводов. Сейчас Пустовалов не стал думать, и просто нажал кнопку.