Меценаты зла

Пальцы Психа разжались, и он побрел неверной походкой дальше. «Снова пророчество?» – с иронией подумал Кирилл, но было не до смеха. Слова Психа врезались в мозг, словно прочитанный сотню раз устав космолетчика. «Если оно сбудется, значит, я выберусь из этого проклятого бункера», – утешил себя Громов.

Утомленный от наркотической встряски, разомлевший от еды, организм просился на боковую. Зайдя в дом, Кирилл с удовольствием обнаружил, что он пуст. Снизив на системе климат-контроля температуру на пару градусов, Громов с удовольствием забрался на кровать.

В этот раз он не раздевался.

***

На следующий день Кирилла вызвали к Ростиславу Генриховичу. Старейшина, против обыкновения, был раздражен.

– Я не позволю сеять смуту среди моих подопечных! – громко сказал он, стоило Громову перешагнуть порог. – Что за разговоры про детей, про реактор? Думаешь, у этих людей без тебя мало страхов?! Чего ты добиваешься?

– Всего лишь того, чтобы женщины оставили меня в покое.

– Возьми кого-нибудь в жены. Ангелину, Софью… кого угодно.

Кирилл вспомнил, как Софья скакала на Жаке и, поморщившись, спросил:

– Так просто?

– Как тебе на плантации? – перевел тему старейшина. – Ты все-таки попробовал?

– Скорее, меня отравили, – сдержанно улыбнувшись, ответил Громов. Так и не дождавшись приглашения, он сел в кресло напротив. – Еще на меня напали трое абсолютно невменяемых мужиков.

– Я предупреждал, что за пределами бункера – другая жизнь, – наставительно ответил Ростислав Генрихович.

– Люди-то те же. Из бункера, – пожал плечами звездолетчик.

– Тоже верно, – кивнул Ростислав Генрихович.

«Что он от меня хочет? То кричит, то учит, то снисходит до диалога», – подумал Громов.

– Скоро кончится неделя, – продолжал старейшина. – Ты подумал, чем бы ты хотел заниматься?

«Умыкнуть оружие, починить лифт и умчаться куда подальше», – мысленно ответил Кирилл. А вслух произнес, с осторожностью подбирая слова:

– У меня было две профессии. Я бы мог совмещать их и здесь. Ремонтировать и создавать какие-то приборы, а также охранять то, что требует, по вашему мнению, бдительного контроля.

Так Громов надеялся получить доступ к мастерской и оружию.

– Я тоже рассчитывал на подобное, – легко согласился Ростислав Генрихович. – Но после твоих, мягко говоря, смелых разговорчиков… я начал сомневаться в твоей профпригодности.

«Вот оно что. Хочет сделать из меня послушную овечку, кормя вместо сочной травы действий сухим сеном обещаний».

– Впредь я буду сдержаннее, – смиренно произнес Кирилл. – Сказалась привычка. Ведь я вырос не на Тайле, славящейся железной дисциплиной. Я постараюсь соблюдать правила вашего города.

– Постепенно привыкнешь, – благосклонно кивнул Ростислав Генрихович.

«Преодолеть десять парсеков, чтобы сгнить в бетонной берлоге… Нет! Лучше уж взрыв, разгерметизация, астероидная бомбардировка, – подумал Громов. Лицо его оставалось каменным, но в сердце бушевала буря. – Для космоса родился, в космосе и умру. Чего бы мне это не стоило».

– Я могу идти?

– Да-да, я сам вызову тебя.

– Всего доброго, – вставая, попрощался Кирилл.

«За последний месяц я соврал больше, чем за всю предыдущую жизнь», – с грустью подумал он, покидая здание администрации.

На входе повстречался Матвей, на улице – Поэт. Сын старейшины ограничился сухим кивком, а золотоволосый расплылся в счастливой улыбке, словно встретил не угрюмого мужика, а любимую девушку после недельной разлуки. Громов успел заметить, как шесть человек скрылись за дверьми кинотеатра, а двое вышли из бассейна и зашагали к столовой.

– Ты знаешь, что Софья и толстушка, сестра Марии, уже беременны? – без предисловий заговорил Иван. – Доктор доволен. Говорит, уже лет двадцать таких хороших показателей зародыша не видел.

– Я счастлив, – сквозь сцепленные зубы, процедил Кирилл.

– Не пройдет и пяти лет, как в бункере будет не протолкнуться от французиков-карапузиков, – с ироничной улыбкой продолжал Поэт. – От судьбы не уйдешь, Верхний мир продолжает вносить коррективы в жизнь подземного царства, одурманенного однообразными десятилетиями и бесовскими грибами.

– Вчера твой брат снова пророчествовал, – сказал Кирилл. Он не заметил, как сам вошел вслед за Иваном в оранжерею.

– Все запомнил? – небрежно поинтересовался Поэт.

– Ага.

– Значит точно пророчество, – кивнул Иван, золотые волосы на миг полностью закрыли лицо. – Пока не сбудется – из памяти его не выкинешь.

– Почему ты мне не сказал про грибы?

– Я дорожу своей свободой, – со вздохом сказал Поэт. – О происходящем на ферме не говорят.

– Что ж это за свобода? Когда ты даже друзьям не можешь сказать правду? – с презрительным смешком спросил Громов.

– Я тоже решил, что лучше ты все увидишь сам! – оскорбился Иван.

– Узнал, – кивнул Кирилл и перевел тему: – У тебя есть доступ к мастерской?

– Да. Я часто делаю там тетради и чернильные перья.

– Отлично, – улыбнулся Громов. – Хоть одна хорошая новость за утро. Иван, не в службу, а в дружбу, принеси чего-нибудь поесть и выпить. Не хочу появляться в столовой.

– Постарайся забыть это имя. Я тебе его не называл, – сказал он и вышел.