Меж бредом и явью

А сумерки…тают и вянут,и блекнут.

Так с кем-то бывает, кому-то заметно…

А если нет… Тесней запАх у тени.

Весной не пахнет, сон глубок растений.

А разбудить – разбудят, так и будет.

Конечно, если жизнь не позабудет.

Начало

Белокожий пригорок,

обросший кудрями высокой травы

Он ещё невелик, ибо только начало зимы…

Так и мы.

Велики ли в начале?

Но начало в великом – печали,

О которых не ведаем мы.

После…

Рассеян был иль мыслью осиян…

На почках – кулачком шары сугробов,

Как варежки. Игрою слов, для снобов,

Занятием беспечных россиян,

Случалось, замечали дня в начале:

Отсутствием задуманных печалей,

Был озадачен сей сезонный люд.

Так их смущает перемена блюд

В извечной исторической едальне.

Мы – инструменты в некой готовальне.

И рвём, подчас, ту кальку. А потом

Сквозняк впускаем в свой остылый дом.

А доле что ж и кто остался возле?

О том узнаем? После…после…после…

Нежность…

Столь явственно ведомый увяданьем,

Мудреет мир, теряя очертанья

Присущие той призрачной красе,

Что дарит юность. А известные не всем,

Уверенность, рассеянность, небрежность

Понятны вслед. Неутолённой нежность

Окажется. Но стоит постараться.

Да, впрок, с запасом. Как бы надышаться…

Так не сумеешь?! Но растрата сил напрасна,

Когда со зла, с досады или праздно

Не по добру. Росинок жемчуг тает.

Когда же всё природа успевает…

Авокадо

Побелили печку, обелили.

Всю её судьбу, а раньше были

Стыдные дела и гордость – горе,

Влажные слова, победы в споре.

В щепки лежебок, судьбы расколы,

Тайны под замок. поднявши с пола

Дальше не уйдёт лишь ты и печка.

Как бы не забыть, где чьё сердечко.

В пламени печи, как дня колено.

Плавится, шкворчит, сосны полено.

Если мир стекло,на части брошен,

Поделись теплом, как горстью крошек.

Ароматом авокадо ясень ясно одарил

Он нездешний, нам не надо.

Доли дольку отрубил…

Дым пахучий горстью горькой,

пепел на пол серой горкой

Жизнь ты прожил, а любил?!

Ущербность…

Ущербен месяц временами.

Ущербно понятое нами,

Но Невозможность передать сомненья

Не объяснить ни страхом или ленью.

Ущербен ты! Как месяц, временами.

И прячешь под забытыми словами

Ту осторожность. Как, ступая по стеклу,

Стекает время чрез воронку, ту.

Промеж – усилия, как ни были б отменны.

Всё ж тленны, безнадежны или бренны.

Вуаль метелей или кружево дождей,

Мишеней наважденье на воде,

Изъеден молью плат ночной тиши…

Заря в слезах, роса твоей души,-

Что б ни принять за правду иль браваду,

Иного не случится. И не надо.

Ущербен месяц временами.

Ущербно понятое нами…

Ольге…

У каждой красоты – двойное дно.

Как у окна – расстроив взора око.

Ты изнутри глядишься на одно.

А исподлобья, как по водостоку

Течёт надежда, наледью, как воском

И застывает. Со стыда иль просто?

Взирает, невзирая на весну,

Уговорит, растопит, как стараться?

То, что тебе неделями заснуть

Мешает. Ты пытаешься не сдаться…

И получается. Назад – вполоборота.

Глядишь во след себе. И тихо нота,

Что нараспев поётся ранней ночью,

Ей вторят грузные со снега облака,

Чуть ниже, в терцию, те тени, не нарочно

Бледнеют утром, а теперь, пока

Ты разрешишь себе на что решиться, -

То будет. То случится. То свершится.

Мокрый снег…

Апострофы, дефисы, тире, -

Мокрый снег в орфографии дока.

Но срываясь в рыданье потока,

В несъедобное снега пюре,

Он, всезнайство своё не скрывая,

Моет окна последних трамваев.

Скромно трёт невесомую раму,

Сочиняя куплеты. И драмы

В том не видит. Корректен и скромен,

И причина сторонних оскомин,

Ты, завистливый, ты травести.

А до срока уже без пяти…

Соловецкое эхо

Москва. Коломна. И.…иконы?!

Иконы тех могучих стен?!

Величье чьё и камня тонны

Веками давят леность тел.

Глаза святых на свет слезятся.

Блестят послушны воле тех,

Под кем – вздыхать, не сметь обняться,

А тут – толпа, паркет и смех…

Валун приник к другому камню,

Сыра замшелая щека…

С окон души сорвать по ставню,

Швырнуть на снег её – щенка…

Дециметровая забота

Для них потеряна теперь.

Но снится им, что входит кто-то

В ступенный локон, юркнув в дверь…

Где раз в неделю топят печи.

Где в Заполярье мёд и сад.

В едальне – шёпот, в кельях – свечи.

Всего-то, – сотни лет назад.

Пейзаж

Порывы ветра гонят птицу прочь

С холодной и надменной, хрупкой ветки.

Хрипит сугроб, звездой моргает ночь

И дятел до утра свои заметки

Писать оставил. А, расставив многоточья,

Взлетит, размять затёкшее крыло.

Пусть строчек мало, больше – междустрочья,

Зато то прочно, точно, набелО.

Так наметает подле камня снегом.

И чудится, что это на века.

Но время замирает пред забегом,

С молочной пенки в пену. Облака

На то вдали услужливо витают.

Сочувственно курсивом моросит

Та туча о которой знать не знают,

Но помнят, что случится, не спросив…

Памяти Анатолия Букреева

Ступенью Хиллари, у каждого своей,

Отдалены мы от своей вершины.

Учись жумарить⁸ по перилам дней,

Ползти вперёд почти что недвижимым

Не каждый сможет. Но сомнений переплёт

И беззащитные наивностью надежды

К траве цветущей голову нагнёт,

А не в согласьи с подлостью невежды.

Способный слышать неспособен ждать

Тех милостей случайных от погоды.

Не предавать, не льстить, ни угождать

Мы не умеем. Мы не той породы.

Антонимичное

Гравюра заснеженной ночи де-юре