Меж бредом и явью

Мне птицы машут с неба на прощанье.

У них – своих, знакомых нам, хлопот

Вполне хватает. А холодными ночами

Они ютятся, разбросав снежинки нот

По призрачному облачному стану.

И зимний непридуманный квартет

Играет вальс. И я не перестану

Вальсировать с зимою тет-а-тет.

Она грустна. И белоснежной ножкой

За мною по паркету семенит.

Ей танцевать осталось – так, немножко.

По записи готовые сменить

Ужели¹⁰ ждут? Со мной хотят ужели?!

При рыхлом свете мокнущего дня,

А птицы те, с вершины старой ели,

Как с гор вершин, крылом луну обняв,

За нашими делами наблюдают…

А снег идёт, шуршит, блестит, не тает…

Сомненья…

Вполголоса, нежно весеннее пенье,

А снега – по плечи, румяные печи

Без тени смущенья, но с тенью сомнений

Решаются пению противоречить.

Что рано, что нудно, недаром подспудно

Трава зеленеет, метелям внимая.

Но так не поверить мелодии трудно,

Что издали ветер принёс, понимая:

Тот мир, что навязан, так спутано связан.

Щекой прислонилась седая синица.

И чувствуешь – чем-то ты ей и обязан,

И это не может теперь прекратиться.

Вполголоса, нежно, весеннее пенье

Волнами по ветру, обветрено, слабо, -

Паденье цветка, лепестка дуновенье,

И слабость в печи обращается лавой.

И путником снег, он, таясь и скитаясь,

Пытается пятиться, в небо взмывая.

И бьётся о дверь, как юнец, пререкаясь,

Недолго такому зима потакает.

Вполголоса, нежно, весеннее пенье…

Послышалось? Нет ли? Сомненья…сомненья…

Зимнее

Побелило Луну и закрасило.

Обломало все ветки у ясеня.

Заморозило реку и озеро,

Снег засыпал, что осенью бросило.

Поле белое, ровное, чистое.

Солнце яркое, спелое, близкое.

Дни же яблоком – мнутся и катятся,

А уйдёшь, так никто не спохватится.

Расставания бремя и жалоба.

Лёгкий шторм и наклонная палуба.

Кто уходит, обратно не просится,

Всё проходит и ветром уносится.

Ночь глубокая, зыбкая, зябкая.

Жизнь красивая, милая, всякая.

Что забыто совсем – не забудется,

Что задумано – будет и сбудется

Побелило Луну и закрасило.

Обломало все ветки у ясеня.

Заморозило реку и озеро,

Снег засыпал, что осенью бросило.

Невпопад

Снегопад.

То – с деревьев. Ладошкою влажной

ветер гладит январь.

Невпопад.

Та беседа в беседке,

Та сова на несломленной ветке

И тот редкий Ильюшин тропарь¹¹…

Всё ли в прошлом? Та осень бумажной

Притворялась, листая сухие страницы,

По её ли вине мне сегодня не спится?

И у ветра прошу:"Не жалей! Ну, ударь!"

Я очнуться хочу. Только – вряд ли.

Тихо бьёт по плечу, веткой. Рябью

Облака и заструга метели…

Улетают позёмкой недели.

И некстати опять снегопад,

невпопад.

Луна

Чего луна не помнит? Только толку…

Мы так живём, не думая о ней.

Но изредка, как все вокруг умолкнут,

Следим. В пробелах мимо скорых дней,

Как в поездах. Движенья часты, споры

И спорны споры споров. Снег вершин

Лежит, и не считает разговоры

Единым достижением души

Он быть желает кем-то покорённым.

Или иначе: он желает быть

Творить, и в мире, кем-то сотворённом, -

Иных заставить о себе забыть

И о других начать немного печься.

То – сложно? Сладить следует с собой

Следами вдаль так просто не увлечься

И не понять, о чём тот, волчий вой.

Не от тоски. То боль о всём, минувшем,

Что так тревожит полную луну.

И жить нельзя, хоть раз, не оглянувшись.

Её оставив в небесах одну.

Крещение

Любуясь на уловки постоянства,

Над нами совершаема…пространство

Округ в довольстве. Мы лишь недовольны.

И то не так, и эдак. Нами вольно

И в воле нашей, наша воля пробудиться

Не смеет. То ли – сетовать, сердиться.

Об эту пору или миг прошед,

На нас, как озарение, сошед,

Грядущего великого Крещенья.

Полночных звёзд сияет освещенье…

И освящённой прежде нас воды,

Искрят, расколотые в форме Иордани.

Взволнованные, будто до свиданья

В волненье вод, и лишь затем следы

Мы оставляем после на снегу.

Как в скорой жизни этой, на бегу…

Ветка

Луны монетка в прорези заката

Исчезла незаметно. Кончен день,

Но утро ж было! Не давно, когда-то,

А утром ранним! И, низвергнув тень,

Оно справлялось с сумраком и ленью,

Что гнёзда вьёт себе в глухой ночи,-

Над той тропой, утоптанной, оленьей,

Над филином, что горестно кричит,

Жалея ночь. Раскачивая ветку,

Когда её, так вовремя плечо,

Толкнув с досады, будто незаметно,

И словно он, как прежде не причём…

А ветка, покачав главой, устала.

Понятлива, и в том её вина.

А филин? Что ж.… ужели не застал он,-

Её толкнул и сломлена она.

Одним движением. И ствол не оцарапав,

Так тихо, в уготованный сугроб

Упала. Филин – мимо, не заплакав,

Рассвет – тот был, а филин был таков…

Но ветка? Распахнувши очи почек,

Та ждёт весны. А сердится? Не очень…

Заколочены ставни…

Заколочены ставни.

Это символ бурьяном поросшей тропинки.

Не утоптанной к речке пологой низинки

И корзинки пустой, перевёрнутой мышью.

И шагов. Их давно уж не видно, не слышно.

А картинкой недавней,-

Звон хрустальных рассветов, разбуженных днями,

Всё – чужое. И видится точно не нами,

Что в распахнутый дом ветер кошкой врывался.

Все ушли навсегда, он навечно остался.

Он всегда, где не надо, один. Так ведётся,-

Родниками волна всё никак не напьётся.

Но закатного жара остудит чело

Проходящий по морю дублёный челнок…

Заколочены ставни…

То картинки недавней,

Что оставила в сердце израненном след.