Меж двух миров

Из ниоткуда между доками и парковкой внезапно возникла самая нелепая и неожиданная сельская ярмарка. Киоск со сластями и десяток работающих каруселей с музыкой, крикливыми красками и яркими лампочками. Но совершенно пустые аллеи и отсутствие радостных детских возгласов придавали ей несколько тревожный вид, как если бы в каком-нибудь городке-призраке ежедневно устраивалась развеселая пирушка, на которую никто никогда не приходил.

Из кабины управления, увенчанной головой тигра из папье-маше, раздался еле различимый в грохоте музыки отчаянный голос диджея:

— Давай-давай, вертимся-крутимся. Праздник.

Бастьен с некоторой досадой взглянул на дочь:

— Пляж?

— Пляж.

Они пересекли примыкающую к пустынному луна-парку автостоянку, прошли еще несколько метров и оказались на одном из пляжей Кале. Пахнущий йодом воздух, крики чаек, такие непривычные для городского жителя, песок повсюду, насколько хватало глаз, и ощущение солнечного тепла на коже. Это был в точности тот вид с почтовой открытки, который искал Бастьен.

Жад внимательно посмотрела на море, потом перевела взгляд на ярмарку и, наконец, на отца.

— Тебя ничего не смущает?

— У меня уже есть небольшой список.

— Нет, я имею в виду вот что: твое полицейское чутье тебе ничего не подсказывает? Тебе не кажется, что мы находимся в декорациях фильма? Есть все. Абсолютно все. Кроме людей. Никчемная автостоянка, которая могла бы вместить не меньше тысячи машин, безлюдный луна-парк и пустой пляж… в самый разгар июля! Представь, какие зимы нам предстоит провести здесь. Твою мать, но что мы здесь забыли?!

Бастьен в замешательстве пробормотал:

— Не говори «твою мать».

Затем он мысленно постановил, что их прогулка потерпела фиаско, и вернулся к первоначальному заданию: добыть в супермаркете пропитание в вакуумной упаковке. Надо вернуться на Королевскую улицу, пересечь Оружейную площадь по направлению к исторической каланче, гигантской Сторожевой башне с четырьмя часовыми циферблатами, охраняемыми флюгером в виде дракона.

По пути они продолжили разговор.

— С тех пор как мы здесь, у тебя постоянно обеспокоенный вид. Это из-за новой работы? — спросила Жад.

— Нового места службы, а не новой работы. И я прекрасно справлюсь.

— А мама?

— Я надеюсь, здесь все наладится. Надо просто быть к ней повнимательней. И стараться мыслить позитивно.

Где-то вдалеке Бастьен различил слабый, но постоянный сигнал тревоги.

— Типа, когда она пытается освятить дом разбитым стаканом, не говорить ей, что он неправильного цвета?

— Увы, я сообразил уже после того, как сказал…

Инстинктивно он схватил дочь за руку: проходя мимо парка Ришелье, Бастьен понял, что звук был не только непрерывным, но и все более громким. И что он с дочерью идет прямо на него, хотя угроза еще не видна. Бастьен резко остановился, буквально прощупал взглядом окрестности. И непроизвольно, стараясь защитить, заслонил дочь своим телом.

— Папа?

В начале улицы, судя по разносу двигателя, на предельной скорости появился грязный красный автомобиль с разбитым ветровым стеклом и уже сильно вмятыми боками. Колеса на какой-то момент утратили контакт с асфальтом, затем машина вновь обрела устойчивость, набрала скорость — чрезмерную для того, чтобы выполнить круговое движение, — и пересекла перекресток прямо по центру. Тут, ударившись о бордюр, она буквально взлетела и приземлилась точно в автобусную остановку, которая развалилась на куски, словно расстрелянный из винтовки арбуз. Гудок, вероятно вследствие короткого замыкания, продолжал завывать, а потом постепенно заглох, перейдя от пронзительного завывания сперва к низкому, а потом и к полному молчанию. Оторвавшись от металлической арматуры, последний кусок стекла упал на тротуар, и этот звук, как выстрел стартового пистолета, перевел Бастьена в режим «флик».

— Стой на месте и звони пожарным, — приказал он Жад.

Из окон высунулись любопытствующие, а на улице первые зеваки уже снимали происшествие на телефоны. Бастьену с третьей попытки удалось открыть левую переднюю дверцу, и он обнаружил за рулем повисшего на ремне безопасности бездыханного молодого человека с распухшим лицом и в залитой кровью рубашке. Бастьен высвободил его, просунул руки ему под мышки, вытащил из автомобиля и уложил на землю. Веки парня поднялись, но глаза, неспособные сосредоточиться на чем-либо, бессмысленно вращались.

Бастьен приподнял полу его рубашки и увидел довольно глубокий боковой порез, не меньше десяти сантиметров длиной. Ему случалось видеть ножевые ранения, и в данном случае это было именно оно. Бастьен снял с парня куртку, свернул ее комом и положил на рану, придавив сверху коленом — чтобы руки оставались свободными. Предполагая наличие других ран, он не стал терять времени и рывком, так что разлетелись оторванные пуговицы, дернул в стороны полы рубашки, обнажив безволосую грудь молодого человека. Открывшееся ему зрелище вызвало у Бастьена противоречивые чувства. Отсутствие других ран успокоило его относительно жизненного прогноза жертвы. Но вытатуированная на всей правой стороне груди свастика глубоко оскорбила его.