Меж двух миров

Когда Адам в свою очередь дошел почти до конца списка, он готов был читать его снова в обратном порядке. Старик смотрел на просителя с растущим сочувствием.

— Она пробовала тебе позвонить?

— У меня были проблемы. Мне пришлось сменить номер.

— Ну а сам-то ты с ней связывался?

— Когда я говорил с ней в последний раз, она была в Ливии, — ответил Адам, не отрывая глаз от списка. — Как раз перед тем, как плыть через Средиземное море. А с тех пор — ничего.

Это воспоминание лишило Адама сил, и подступившее головокружение вынудило его сесть. Старик на мгновение покинул свою будку и подошел к нему, скручивая себе сигаретку.

— Знаешь, Хаким, не бывает двух одинаковых путешествий. Здесь у меня было время понять это, потому что рано или поздно все они рассказывают мне свою историю. Одним хватает недели, чтобы прибыть сюда, другие, если добираются от Африканского Рога[35], — тратят на дорогу многие месяцы. Тебе надо запастись терпением. А мобильники… все завязано на эти поганые аппараты. Они ломаются, в них попадает вода или набивается песок, их продают, отдают, берут в долг, воруют. Это одно из самых желанных сокровищ. Есть тысяча причин, по которым она не смогла тебе ответить.

В мозгу Адама вырисовалась усеянная пятьюстами миллионами жителей карта Европы. Чувствуя ком в горле, он перевернул последнюю страницу и закрыл журнал. Его сердце и душа рвались в клочья, только тело еще держалось.

— Они могли попасть в беду или затеряться в Германии, Бельгии или Италии, и я ничего о них не узнаю. Что же мне делать?

— Если ваше место встречи здесь, ты не можешь делать ничего другого, только ждать. Ты заперт в «Джунглях», Хаким.

— Меня зовут Адам.

— И когда же ты прибыл, Адам?

— Сегодня ночью.

Делая последнюю затяжку, старик обжег пальцы.

— Иди за мной. Найдем тебе палатку и спальный мешок. С остальным разбирайся сам.

Следуя за сторожем, Адам много раз оглядывался на решетку, защищавшую женское поселение, будто Нора или Майя в этот самый момент могли вдруг выйти оттуда. Он представлял, как бежит им навстречу. Гладит дочку по волосам, обнимает жену, словно они одни в целом свете, почти до боли сжимает их в своих объятьях.

— Не беспокойся, Адам. Я сохранил бумажку с именами. Я постараюсь. Ты только сообщи, где устроился. В любом случае ты будешь приходить каждый день, я уж знаю.

«Не ты первый», — хотел было добавить старик.

17

Все присутствующие здесь люди познали тот же ад и тот же переезд. Поэтому Адам подумал, что кто-то из них мог повстречаться с Норой где-то между Триполи и тем местом, где она остановилась. Шанс этот, может быть, и ничтожен. Но в настоящий момент его жизни даже самый ничтожный шанс — это уже что-то.

Никакой необходимости быть полиглотом. Он показывал фотографию, и этого было достаточно. Он познакомился с афганцами, пожалуй холодными на первый взгляд, с пакистанцами, которые предложили ему покурить косячок у костра, и с суданцами, угостившими его переслащенным чаем. Он десятки раз в день шагал по пересекающей «Джунгли» каменистой дороге с ее атмосферой торговой улицы. Под палящим солнцем тяжелый запах помойки и отхожих мест усилился, и аромат свежего хлеба из индийской пекарни с трудом мог перебить его. На земле перед устроенной под деревянным ящиком каменной печью стояла табличка, которая гласила: «Good bread — Good day — One euro»[36]. Были там и продавцы сигарет — два евро пачка с десятью самокрутками, но набитыми наполовину. И раздача пищи из снятого с колес, изъеденного ржавчиной трейлера, открытого и плохо освещенного. Чуть дальше установленный на козлах и заваленный всякой всячиной длинный прилавок, где два иракца в тюрбанах предлагали кроссовки, спортивные костюмы, батарейки и зарядные устройства для мобильников. Один парнишка разжился даже старым блендером, в котором делал себе смузи из фруктов, полученных от гуманитарных организаций. Рынок под открытым небом в центре города или, скорее, черный рынок в трущобах.

Но никакой информации о Норе и Майе.

С наступлением темноты Адам поставил себе палатку. Позади него — «Джунгли». Перед ним — кордон из фургонов республиканских рот безопасности с включенными на полную мощность кондиционерами, откуда большинство полицейских вообще не выходили. Он, не ощутив вкуса, проглотил два купленных днем индийских хлебца и заставил себя лечь отдохнуть. Однако, несмотря на усталость, закрыть глаза оказалось почти невозможно. Он слышал какое-то пение, звук двигателя грузовика на близком шоссе, ветер яростно трепал брезент палаток, потом кто-то вскрикнул от боли. Крик повторился трижды и затих.

Позже, среди ночи, его внимание привлек шум ссоры. Голоса, незнакомый язык, треск дерева, что-то упало. Адам высунулся из палатки и увидел у подножия своей дюны тени людей, которые разрушили накрытую полиэтиленом лачугу и принялись ее грабить. Он осторожно закрыл молнию своей палатки и снова улегся. Он будет геройствовать только ради жены и дочери. А пока затаится и заткнет пасть своей нравственности.