С такой же озабоченностью власти относились к «ирредентистам», пребывавшим в России после первого этапа репатриации и ставшими свидетелями революционных потрясений. Снова к делу привлекли майора Манеру, который, проследив за итальянцами, ушедшими из Кирсанова на Дальний Восток, и завербовав нескольких в Экспедиционный корпус, был поставлен во главе Итальянской военной миссии по поиску итальянских пленных в Сибири. Вместе со своими людьми Манера обследовал многочисленные сибирские лагеря для военнопленных в поисках «пропавших ирредентистов» — тех, кто никогда не вступал в контакт с представителями итальянских учреждений или не хотел принимать их предложения. В инструкциях, данных своим офицерам, Манера обрисовал людей, к которым нужно было найти подход и убедить их «выбрать Италию». Это были измученные, разочарованные и недоверчивые солдаты, ставшие свидетелями эксцессов революции, усугубившей «моральный распад»: «они боролись с нищетой и голодом, они часто видели вблизи себя смерть, <…> несправедливость и драматические события расшатали их нервную систему, зародив в их душах отвращение к человечеству и особенно к властям»[579]
. Будучи уже объектом попыток вербовки со стороны царских офицеров, а затем большевиков, чехов и сербов, они с подозрением относились к итальянской пропаганде. Согласно Манере, их следовало убедить, что Италия хочет лишь спасти их из плена ради воссоединения со своими семьями, не ожидая ничего взамен. Как только пленные соглашались перейти под защиту итальянской миссии, их переводили в лагерь сбора во Владивостоке, где в конце 1919 г. оказалось 2500 человек[580].Но эта последняя, большая группа «ирредентистов» была оценена итальянскими властями как низкопробная и поэтому не подлежащая скорой транспортировке в Италию. Сам Манера подчеркивал глубокую разницу между пленными, собранными в Кирсанове в 1915 г., и теми, кто был рассеян по Сибири: одни праздно сидели в лагерях, другие были заняты на различных работах, а третьи блуждали по сибирским просторам без ориентиров и целей. В Кирсанове они «обратились к нам, полные энтузиазма и веры в судьбу Италии, когда судьба войны казалось еще неясной; <…> во имя Италии они шли на любые жертвы и на любой риск; <…> они плакали вместе с нами над несчастьем Капоретто, но всегда сохраняли свою веру», а затем предпочли сражаться в Черных батальонах. Подавляющее же большинство тех, кто оказался в Сибири с 1918 г., были совсем другими, особенно те, кто проявился после окончания мировой войны и кого Манера определил как «толпу боязливых и равнодушных людей, которым к этому времени уже нечего было надеяться от Австрии или ее бояться, и которые, обращаясь теперь за защитой к Италии, посчитали, это им будет во благо, как раньше они во благо себе упорно оставались под защитой Австрии. <…> Эти люди обратились к нам без веры и без энтузиазма, с зародышами бунтарства, недисциплинированности, беспорядка и порока, занесенными из хаоса русской революции»[581]
.Эти категории считались неблагонадежными с национальной, моральной и политической точек зрения и поэтому содержались в своего рода длительном сибирском карантине, став объектом трудного процесса «перевоспитания». Манера подготовил списки солдат, собранных в Сибири, разделив их на несколько «лучших элементов», подлежащих немедленной отправке в Италию, и большинство, состоящее из «тех, для кого дальнейшее пребывание здесь необходимо для завершения работы по моральному возрождению, которую эта миссия ведет ради их пользы»[582]
. Таким образом, снова обещание скорой репатриации без каких-либо условий сменилось на принудительную мобилизацию.Манере было поручено организовать пленных в военном отношении и сформировать Легион ирредентистов, с туманной перспективой использовать их для поддержки Экспедиционного корпуса в Красноярске. В действительности на это новорожденное формирование были возложены только задачи по охране военных сооружений и железнодорожных линий. Легион ирредентистов организовали в восемь рот, к которым добавили подразделение под названием «Военнопленные», куда включили тех, кто по-прежнему не желал подавать заявление на получение итальянского подданства из-за страха вернуться на войну, из-за неверия в то, что она действительно закончилась и что их родные края перешли к Италии, или из-за того, что они всё еще чувствовали себя связанными старой присягой Австро-Венгрии.