Между

– Я… – голос Друста был хриплым; воин всеми силами скрывал злость, – я благодарен королю за этот подарок. Но конь нам понадобится на дозорном утесе. Если приплывут саксы…

– Я понимаю, – кивнул Динас, с трудом переводя дыхание. И невольно спросил: – Это было так страшно? Смерть твоего отца?

Друст сглотнул:

– Да.

– А чем провинилось бедное животное?

– Ничем, – племянник Марха ответил резко, не собираясь обсуждать свои переживания. – Конь нужен дозорным, а не мне.

Динас молча кивнул.

* * *

Снова лето. Изнуряющие тренировки. Лучшим награда – отлучиться с заставы на день (кажется, зимой справим еще несколько свадеб), худшим наказание – быть «саксами», снова и снова плавать с плотами.

Первый и в стрельбах, и на мечах, и на копьях – всегда командир. Изнуряющий себя упражнениями так, что любому ясно: он бежит от какой-то беды. От утраты, от горя.

Но ведь это не любовь к королеве?… ты же знаешь, говорили, что он… и что король потому и отослал его… да мало ли что говорили, если бы король хоть заподозрил измену, он б не отослал, он бы казнил его!.. а может, он огласки не хотел?..

Воины могут болтать что угодно – шепотом, пока Друст не слышит.

Осень прошла, как прежняя, да и зимой ничего интересного не ожидалось.

Женатые дружинники проводили это время в рыбацком поселке, остальные сидели в «саксонской бухте», делали стрелы, слушали песни Друста… да, нашлось новое развлечение: просчитывать ходы нападающих саксов.

Если бы те напали.

– Так, – сказал Друст, поставив две кружки пива на стол, – это наши два утеса.

Он обмакнул палец в одну из них, провел по столешнице темную линию.

– Это берег.

Воины сгрудились вокруг. Друст взял несколько сушеных селедок, положил на дальний край стола.

– Это – корабли саксов.

Кто-то хмыкнул.

– И вот они плывут… – Друст передвинул селедки, – мы стреляем зажженными и…

– И они быстренько тушат пожар, – скорчил рожу Горхир.

– А мы по ним – боевыми! – со смаком рявкнул Круидне, всаживая в селедку кинжал.

Друст выдернул клинок, подвинул рыбину вперед:

– Они все равно высаживаются. Их мало, но всех в море мы не перебьем.

Фортренн бросил на стол несколько готовых наконечников для стрел:

– А на берегу их встретит еще один отряд!

Друст скривился:

– Ага, из Аннуина.

– Почему? Наши. Десяток-другой.

– Смертники.

– Ну и что? если саксы придут – мы все смертники.

Друст смел наконечники рыбиной, продвинул остальные. Прикусил губу:

– Наше дело скверно. Воины с первого корабля разбили нашу береговую засаду, мы, конечно, тем временем подожгли второй и даже третий корабль, но – остатки воинов с первого зашли к нам в тыл. И это – всё.

– Это сейчас – всё! – рявкнул Ургест. – Надо просто обнести лучников стеной с берега. И проход оставить – для одного! И пусть хоть сотня саксов зайдет к нам в тыл – нам будет всё равно, как стрелять – в море или по суше! Мы их всех перебьем!

Мысль защитить утесы с тыла так увлекла всех, что воины не стали дожидаться весны и ясных дней. Если не хлестал дождь – они таскали камни, строили стены вокруг постов.

Прошло то время, когда Друсту надо было убеждать их трудиться на этих утесах. Теперь они делали всё сами – просто потому, что привыкли думать об этих скалах, как о пограничном рубеже.

Теперь бухту охраняли две неприступные башни, способные держать круговую оборону, пока не кончатся стрелы.

То есть очень, очень долго.

…А в мире наступала весна. Зеленела трава. Где-то в холмах блеяли овцы. Море успокаивалось после зимнего безумства.

* * *

…Когда Горхир увидел далеко в море четыре темных рыбины, плывущих почему-то не под водой, а над ней, – он не сразу понял, что это. Этого не могло быть. Два года, два несказанно долгих года фраза «вот приплывут саксы» была заезженной шуткой.

И – приплыли.

То есть – еще не приплыли. Маленький отряд еще успеет подготовиться к встрече.

Впрочем, к ней всё давно готово.

Горхир сбежал с утеса, вскочил на коня – удивленное животное заржало, не понимая гнева и спешки всадника. Грохот галопа по горной тропе, одна гора позади, маленькая бухта, еще скальник, еще…

– Горхир! – закричал Дремидид, указывая на крошечную белую точку вдалеке.

Этот крик всё сказал отряду Друста. Из воинов, сосланных на безделье, они вмиг превратились в смертников.

Друст отложил недоделанную стрелу, встал. Бойцы окружили командира.

– Принести вина! – приказал сын Ирба. – Выпьем напоследок. Заката нам уже не увидеть. Но эти воды станут красны не только от нашей крови.

Сбегать за мехом было недолго.

– Я пью за нашу смерть! – крикнул Друст. – На погибель саксам! И да славится король Марх! Да славится Корнуолл!

– Корнуолл! – взревели пятьдесят глоток.

Кромка смерти: Друст

Ты же хотел меня казнить, дядя. Конечно, ты слишком благороден, чтобы отдать прямой приказ.

Радуйся: сегодня саксы исполнят твой приговор.

Знаешь, так будет лучше всем. Ты получишь племянника-героя, павшего в бою с многочисленным врагом. Это повод для отцовской гордости, верно? Не предатель, овладевший твоей женой и за это приговоренный, нет. Славная гибель наследника, которой тебе не придется стыдиться.