Да, дядя. Ты сейчас возводишь еще одну стену вокруг Корнуолла.
Стену слухов и легенд.
Гругин возился с ранеными бриттами. Марх, оставшийся один, незаметно уснул. Из рыбацких деревень прибежали юноши, сначала сетуя, что не успели к битве, – но одного взгляда на забрызганных кровью воинов и изуродованные трупы хватило, чтобы рыбаки перестали жалеть об опоздании.
Они помогали оттаскивать мертвых саксов на последний из кораблей, а мертвых бриттов относили выше по склону, на траву. Корнуольцев погибло мало, меньше десятка.
На Друста, к удивлению для него самого, усталость так и не накатила. Он всё ждал, что свалится, но нет. Только перевязал раны, кровь смыть было пока некогда – и он багровым призраком бродил по месту битвы, помогая растаскивать тела, отделяя живых от мертвых.
…У Датара было снесено полчерепа – саксонский топор знал свое дело.
Друсту вспомнилось как сегодня сказанное: «Теперь я никогда не уйду с этого берега».
Не уйдет. Теперь – никогда.
Сын Ирба почувствовал, что плачет. Слезы лились по щекам, смывая брызги крови. Ожидание смерти, бешенство битвы, восторг победы – всё это рыданиями хлынуло из горла, Друст выл над телом Датара, рыдая даже не от его смерти и не от жалости к его жене и сыну, – он выл и ревел по-звериному, выталкивая из глотки кошмар этого неимоверно длинного дня.
Бритты проспали до следующего вечера. Большинство уснуло прямо на кровавом песке, иные и доспехов не сняли. Просто повалились.
Марх проснулся, когда начало смеркаться. Оказалось, что рядом сидит Гругин и услужливо протягивает ему деревянную чашу.
– Что это? – нахмурился Конь.
– Вода, – улыбнулся Кабан. – Просто чистая вода. Пей, здесь на всех хватит.
Король жадно схватил ее, принялся пить… в обычной чаше вода давно бы закончилась, но из этой можно было глотать и глотать…
Утолив и жажду, и жадность, Марх вернул чашу Гругину. Спросил:
– А остальным?
– Как проснутся – дам.
Король встал, оглядел окровавленный берег. Гругин кивнул:
– Раненые перевязаны, убитые – вон там, выше, мертвые саксы – на корабле, корабль с живыми унес отлив.
– Спасибо.
– За что? Корнуолл столь же мой, сколь и твой. Я не помогаю
Марх с усилием улыбнулся.
Похоронить саксов было просто. Надо было вывести их корабль подальше в море – и поджечь.
Правда, здешние рыбаки наотрез отказались даже прикасаться к веслам корабля мертвецов – но без труда привязали его к паре своих лодок, вывели подальше и перерезали бечевки.
Огненные стрелы прочертили небо в третий и последний раз.
В сумерках это было красиво. Да и горящий драккар, медленно уходивший в воды… зрелище.
После битвы такое особенно нравится.
Кромка судьбы: Марх
Ты вернешься в Тинтагел героем, сын мой.
Это хорошо.
Хорошо для тебя: не изгнанник возвращен из ссылки, а герой пришел после очередного подвига.
Это хорошо для меня: никто больше о ссылке и не вспомнит. Мудрый король отправил наследника защищать рубежи, и вот – победа.
Не придется напоминать кое-кому, что ты был и остаешься моим наследником.
Мы проедем через всю страну, с юга на север. Это полезно – и тебе (вкусишь славы досыта), и мне (королю стоит ездить через свои земли).
Мне не хочется тебя обманывать, Друст: ты действительно герой и заслуживаешь отнюдь не лжи. Тем паче – не хитрости. Но мне придется солгать тебе.
Мне нужна эта поездка – неспешная, чтобы ты вкусил славы. Да что «вкусил»! чтобы ты наелся ею до отвала. Я буду тянуть время, как только смогу. Время твоей ссылки – и триумфальная неспешность остается тоже ссылкой. Только этого никто не поймет. Ты сам не поймешь тем более.
Я буду тянуть до Бельтана.
Пока с тебя не спадет заклятье.
Нам придется ехать очень-очень медленно… проводить дни в пирах и торжествах.
Чем позже, тем лучше.
Весть о победе над саксами облетела Корнуолл за пару дней.
Встречать горстку воинов, разгромивших несколько сотен саксов, выходили все, от мала до велика. Иные и из других мест приезжали, чтобы только увидеть их.
Друст быстро понял: бесполезно говорить, что из четырех кораблей саксов два вообще не пытались высадиться. Бесполезно рассказывать о заслугах Марха, справившегося с двумя кораблями в одиночку.
Король умалчивал о своих подвигах, и добычей бардов стал только Друст.
Он смирился с тем, что стал победителем полутысячи саксов.
Спасибо, хоть не тысячи. И не десяти тысяч. С этих бардов сталось бы.
– Дядя, – спросил однажды Друст, ускакав вместе с Мархом вперед от отряда, – почему?
– Потому что ты наследник, – сурово отвечал король. – И это не всем нравится. Вот и приходится напоминать.
– Но эта победа – больше твоя, чем моя!
– Неправда. Вы бы перебили большинство саксов без меня. Погибли бы все, да – но забрали бы с собой именно столько врагов, о скольких поют барды.
– Но это нечестно! Ты спас нас, надлежит славить тебя…
– Дру-уст… когда же ты вырастешь? Ты трижды становился величайшим из героев Корнуолла – а всё еще ребенок…
– Я не понимаю.
– Мой мальчик. Честно – то, что укрепляет Корнуолл. Бесчестно – то, что ослабляет его. Научись это понимать.