Между

«Герой должен быть один», – снова вздохнул туман.

– Не хочу я быть героем! Что мне делать?!

И мгла древних времен отвечала:

«Если один победит тысячу врагов, а другой – самого себя, то второго назову я победителем в битве».

Кромка смерти: Друст

Победить самого себя. Эту бессмертную плоть, не желающую поддаваться ранам, которые погубили бы любого человека.

Просто приказать себе: не сопротивляйся яду, что проник в рану.

Сотни, тысячи людей усилием воли гонят смерть прочь из собственного тела. Те, чья воля подобна стали, – выживают. Мне же нужно сделать обратное.

Стать хозяином самому себе.

Подчинить это упрямое тело.

И то, что было бы поражением для любого человека, станет победой для меня.

– Как это произошло?! – Каэрдин не мог поверить в случившееся и клял себя за то, что остался в замке. Но он и помыслить не мог, что всепобеждающий Друст может быть ранен, ранен серьезно… Что? при смерти?!

Не ведающий поражений Тристан лежал на носилках. Каэрдин подошел, попытался заговорить, ободрить… и после пары фраз, ушедших в пустоту, понял, что его друг не станет бороться за жизнь. И дело не в ране.

Воины, привезшие его, не смели поднять глаз и цедили слова по одному. Болото, жуткие рассказы крестьян о чудовище, Тристан, уехавший в одиночестве, запрет отряду следовать за ним… ничего необычного. Ничего – кроме страшного, немыслимого исхода схватки.

Весть разнеслась по замку.

Сбежались все. Потом расступились перед Изольдой – она завыла, запричитала над мужем.

Тот скривился.

Каэрдин заметил, что боль смертельной раны Друст терпел, не меняясь в лице, – и поспешил увести сестру.

* * *

Эссилт прячет лицо на груди Марха:

– Друст умирает. Он зовет меня.

Зовет. Еще Эссилт не вернулась из Муррея, а уже пошли песни о том, как к умирающему Тристану поспешила Изольда, чтобы разделить с ним смерть – так же, как прежде делила любовь.

Королю было известно могущество песен, которые о тебе слагают годами. Веками.

– Что ты собираешься делать?

– Я поеду. Не могу не поехать. Это всё равно что не дышать.

– В Бретани тебя ждет смерть.

– Может быть. Я не знаю. Но если я не поеду – то в день его смерти я умру здесь.

– Я не отдам тебя смерти!

– Но меня уже взяла легенда. Она сильнее нас – тебя, меня, Друста.

– Быть сильнее Друста нетрудно! Я не отпущу тебя в Бретань – на гибель. Это мое последнее слово.

– Мой король, ты забыл легенду о Тристане и Изольде. Легенду о любви, которая сильнее смерти. Предание о том, что даже смерть не сможет разъединить любящих.

– Бредни Рифмача!..

– Послушай меня, мой муж. Мой любимый, мой единственный. Мой старый глупый муж… – Эссилт чуть улыбнулась. – Прости Рифмачу его песни. Простим ему придуманную легенду. Он солгал, назвав имя того, кого Изольда любит превыше жизни; но он был честен и прав в главном – моя любовь к единственному была и будет превыше смерти. Смерть отступит. Живой или мертвой – я вернусь к тебе.

– Я не отпущу!

– Если не отпустишь – я умру всё равно. День в день с Друстом. Но что будет со мной потом – я не знаю.

– Отпустить тебя на верную смерть, чтобы…

– Чтобы не произошло чего-то более страшного. Непредпетого.

– Эссилт, нет! Никогда и ни за что!

– Ты кричишь, ты гневаешься? Значит, ты уже согласен?

– Нет! Я сказал – нет! Даже не надейся уговорить меня!

Кромка прибоя: Марх

Корабль стоит у причала. Переброшены сходни – для королевы.

Почему я отпускаю тебя?

Как ты смогла меня уговорить?

Сам не понимаю.

Я привычно осматриваю корабль: всё ли готово к пути. К пути – куда? На смерть?!

Почему за смертью надо плыть в Бретань? Почему с неизбежным нельзя встретиться в Корнуолле? Или посреди моря?

Потому что так хочет моя Эссилт?

Королева спускается к причалу. Мантия, корона, наряд… всё как положено. Моя девочка плывет на смерть – а мы привычно заботимся о достойном прибытии королевы Корнуолла в Бретань.

Как ты прекрасна, Эссилт. Я помню, как ты спускалась на этот причал юной девушкой. Тогда я еще не знал, что ты чудеснее всех женщин на свете. Тогда ты была юным солнцем, радостно волнующим душу. Теперь твоя красота – иная. Годы и века изменили тебя – они не отняли совершенства ни лица, ни тела, но дали большее – свет души. Наивная ирландская принцесса уступила место живой богине… И твоя красота сейчас – тепло закатного солнца.

Дай последний раз полюбуюсь на тебя. Последний раз обниму. Последний раз поцелую – и неважно, что при всех: больше мне никогда ни касаться твоих губ. Ты мне снова обещаешь вернуться.

Ты не вернешься.

Корабль медленно уменьшался вдали, а Марх всё стоял на берегу. К нему тихо подошел Динас:

– Помнишь, как ты вручал морю Друста?

– Не смей! – резко развернулся Марх, и сенешалю на миг показалось, что король ударит его. – Не смей упоминать этого предателя! Мало ему было бесчестной жизни, так он даже смертью своей..!

– Я не о том, – примирительно ответил Динас. – Тогда не было никакой надежды увидеть Друста живым, но ты был прав, отпуская его по волнам.