Между

Бездарность… Такой талант – и полная бездарь. Ж-жаль.

Очень, очень жаль.

Я надеялся, из этого певца получится превосходный маг.

Я уже боялся, что Талиесин начнет завидовать и строить козни.

А не будет ничего, кроме песен.

Отличных песен, да… Но это всё, на что способен этот мальчик.

К чему бы его приспособить? Его наивная восторженность слишком хороша, чтобы тратить ее только на прославление моих подвигов.

Снова был пир. И снова Друст пел, пел о древнем и недавнем, пел, вкладывая всю душу в творимые им сказания, и звенела арфа, и не было в ллисе ни одного сердца, что не откликнулось бы этим песням.

Гвидион встал:

– В третий раз говорю тебе, мальчик: выбирай дар.

– Я хочу услышать пение великого Талиесина, – отвечал Друст.

– Ты услышишь его! – гневно отвечал Гвидион. – Ты клялся остаться при мне до скончания времен и, значит, пение Талиесина ты услышишь. Назови, наконец, тот дар, что я мог бы тебе вручить! Иначе ты оскорбляешь меня.

Друст опустил голову, потом проговорил:

– Мой повелитель. Я мечтал стать чародеем, но этой мечте не суждено сбыться. Но раз уж сила волшебства недоступна мне, то дозволь мне приблизиться к средоточию магии. Дозволь мне стать пастухом священного стада.

– Нет! – вдруг вскочил со своего места Аметон.

– Нет? – обернулся к брату Гвидион.

Друст спокойно поставил арфу на землю, вынул кинжал и протянул его рукоятью Аметону:

– Сын Дон, если ты считаешь меня предателем, то – убей. Ничего другого предатель не заслуживает.

– Убери кинжал, – скривился Аметон. – Я не собираюсь убивать тебя.

– Ты оскорбил подозрением нашего достойного барда! – гневно вскричал Гвидион. – Как мне искупить обиду, нанесенную тобой ему?!

Аметон понимал, что брата уже не остановишь. Сам чародей, он ощущал то, что не хотел сознавать Гвидион. Ощущал опасность, исходящую от этого восторженного юнца. «Не надо, брат. Не надо… Не позволяй…» – беззвучно шевелились губы мага.

– Нет обиды, повелитель, – отвечал Друст. – Великий Аметон всего лишь не доверяет мне.

– Но я, я доверяю! И сегодня же вручу тебе священное стадо. Уверен, ты справишься с ним – пусть не силой чар, зато силой песен!

Друст склонился в почтительном поклоне.

Колл, сын Коллфевра, осторожно перевел дыхание.

Гвидион повел своего юного певца к нескольким менгирам, высящимся на холме. Обойдя высокие, в три роста, камни, властитель Гвинедда свернул, держа Друста за руку.

Там, где они оказались, была ночь. Ревел ветер – кажется, приближалась гроза.

Но почти сразу Друст понял: это не ветер. Это было яростное дыхание свиней. И ночь не была ночью. Это был гнев плененного стада.

– Их надо выпускать пастись, – сказал Гвидион. – Они норовят разбежаться; я и мои братья сдерживаем их заклятиями. А ты – ты пой о том, как я увел их у простодушного Придери. Если это не поможет – пой, как я убил их хозяина и разгромил тех, кто надеялся отбить это стадо!

Гвидион рассмеялся. Свиньи бешено захрюкали, принялись рыть землю.

Друст невольно отшатнулся.

– Не бойся их, – покровительственно улыбнулся Гвидион. – Они ничего не могут против нас. Свяжи их песнью о пораженьях – как веревкой. Им не порвать уз прошлого.

– Да, мой господин.

Друст низко склонился, опустив веки. В глазах юноши плясал дерзкий огонь.

– Ну, если не сможешь справиться с ними – позови меня. Просто позови – я услышу.

– Я справлюсь.

Гвидион исчез из этого средоточия яростного гнева.

Свиньи, бешено хрюкая, стали приближаться к Друсту – и ничего хорошего это не сулило.

Но юноша даже и не заметил опасности. Он опустил арфу на землю, прикрыл глаза и заставил себя как наяву увидеть Хен Вен. Добрую и веселую. Потом невольно память вернула его в страшный день гибели отца… – по щекам Друста потекли слезы, но юноша заставлял себя переживать не ужас утраты, а ту отчаянную надежду, когда поверх всех злобных волн проскакала ослепительно-белая кобылица.

Рианнон, спасающая его.

Марх. Его доброта, забота, мудрость.

Что-то ткнулось в Друста, едва не свалив юношу с ног. С другой стороны. С третьей.

Он открыл глаза.

Свиньи Аннуина обступили его так, что было некуда шагнуть, – и смотрели на него с радостью, которой, в общем-то, не может быть на свиной морде.

Кромка победы: Друст

Чудовищные существа. Звери, один вид которых внушает ужас.

Мне.

Наверное, не только мне.

Но будь мне доступна сила магии, я – чувствую! – увидел бы их иными. Они – это самое чудесное волшебство. Передо мной хрюкает и роет землю чистейшая магия.

Будь я чародеем, это было бы всё равно, что нищему попасть в сокровищницу.

А я не нищий. Я безрукий. Но и безрукий может унести клад.

Мне не нужны чары – доколе при мне моя арфа.