Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Некоторые авторы считают авантюру Лжедмитрия исключительно «польской интригой», затеянной, чтобы досадить враждебному соседу. Но это не совсем так. В Варшаве, куда Сигизмунд перенес из Кракова столицу королевства, неспроста поверили (или сделали вид, что поверили) невесть откуда взявшемуся русскому «царевичу». Слухи о том, что Дмитрий не был убит в Угличе, а спасся и где-то скрывается, по Руси ползли уже очень давно и, конечно, доходили до Польши. Уверенности в том, что сын Ивана Грозного мертв, как мы увидим, не было и у самого Бориса, не очень-то доверявшего выводам комиссии Василия Шуйского.

И вот в 1603 году Москвы достигла уже не сплетня, а достоверная весть, что в Литве объявился некий юноша, называющий себя Дмитрием Ивановичем и что многие паны ему верят. Потом стало известно, что претендента принял сам король Сигизмунд – и вроде бы с почетом. Это было уже совсем тревожно.

С одной стороны, Речь Посполитая вряд ли желала завязать войну – совсем недавно было заключено перемирие. С другой – Годунов, сам не чуждый подобных методов, очень хорошо понимал, что король будет не прочь косвенно посодействовать мятежу в русских землях и посмотреть, не получится ли из этого беспорядка чего-нибудь полезного.

Вероятно, Борис, у которого была хорошо развита шпионская служба, узнал и о том, что Сигизмунд дал «царевичу» денег и негласно позволил добровольцам собираться под его знамя.

Король Сигизмунд и Самозванец. Н. Неврев

Главным сторонником претендента являлся сандомирский староста Ежи (по-русски Юрий) Мнишек, магнат средней руки и сам изрядный авантюрист. Мнишек взял с новоявленного Дмитрия письменное обязательство: после победы жениться на дочери старосты Марине; выплатить миллион злотых; пожаловать супруге в кормление Новгород и Псков. Лжедмитрий (будем называть этого человека так, как принято в исторической традиции) на всё это охотно согласился, да и вряд ли у него имелся выбор.

Возможности Мнишека были ограничены – он сидел по уши в долгах, поэтому польских волонтеров набралось всего 1600 человек. В основном это были искатели приключений и разные сомнительные личности, всегда готовые поучаствовать в какой-нибудь заварухе. С такими жалкими силами, казалось, нечего и пытаться идти против могучего московского государя, но кроме набора добровольцев Лжедмитрий предпринял еще один шаг, гораздо более действенный. Он разослал по малороссийским областям и по казачьей степи грамоты, заявляя о своих «природных» правах на престол, которые в глазах народа стояли выше, чем «избранничество» Годунова.

Воззвание Лжедмитрия сыграло роль искры, упавшей на сухую траву. В окрестных краях накопилось множество неприкаянных, отчаянных людей, изгнанных из родных мест голодом. Ну а казачья вольница была только рада возможности «погулять». На призыв откликнулись не только малороссийские казаки, но и донские, злые на Годунова за то, что он пытался ограничить их свободы.

Даже и вместе с прибывшими казаками войско Лжедмитрия получилось немногочисленным – не больше 4 000 человек, и всё же в августе 1604 года претендент выступил в поход. Его расчет был на то, что начавшееся пламя распространится, подобно степному пожару. И план этот оказался верным.

«Царевич» тайно отправлял свои прокламации и на русскую территорию, по которой быстро разнеслась весть о явлении «истинного царевича». В южных областях тоже скопилось много беглецов из голодных краев, и эти люди стали вливаться в ряды повстанческой армии – а она уже и в самом деле превратилась в армию. Скоро в ней насчитывалось десять тысяч воинов, и число это продолжало расти.

В октябре без боя сдался первый городок – Моравск. Затем после некоторых колебаний «царевичу» присягнул крупный Чернигов. Здесь Лжедмитрий впервые выказал задатки незаурядного предводителя: защитил жителей от казацкого грабежа, что произвело на окрестные волости очень хорошее впечатление. Казаки ворча подчинились, потому что Самозванец пригрозил им шляхтой. Положение претендента было шатким, и приходится только удивляться ловкости, с которой он лавировал между польской и казачьей половинами своей пестрой рати, опираясь то на тех, то на других.

В крепости Новгороде-Северском сидел храбрый и решительный царский воевода Петр Басманов (родной брат Ивана Басманова, недавно убитого при подавлении восстания Хлопка); он затворил ворота и стал отстреливаться. Впервые столкнувшись с сопротивлением, плохо организованная армия Лжедмитрия попятилась. Теперь забунтовали уже поляки, но зато «царевича» поддержали казаки. Неизвестно, чем закончилось бы это брожение, но тут пришло известие, что сдался Путивль, главный город всей Северской области – воевода князь Василий Рубец-Мосальский решил, что перебежать в противоположный лагерь будет выгодней. Теперь оказалось, что Лжедмитрий контролирует весьма обширный и густонаселенный край.

Тем временем на соединение с войском Самозванца со стороны Дикого Поля двигались отряды донских казаков.

Всё это выглядело (да и было) не иноземным вторжением, а самой настоящей гражданской войной.