Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Мальчик рос смышленым и способным, поражал современников своей образованностью – про Федора говорили, что он «изучен всякого философского естествословия». Сохранилась первая русская географическая карта, составление которой приписывают Федору Годунову.

«Карта Федора Годунова», напечатанная в Голландии

Борис приучал подданных и иноземцев чтить цесаревича – на официальных церемониях имена отца и сына произносили вместе.

И все же, несмотря на свои дарования, наследник был слишком зелен – ему шел только шестнадцатый год.

Боясь Семена Годунова, вездесущего начальника сыска, бояре безропотно присягнули новому царю, который, очевидно, во всем слушался старших родственников. Несомненно, это они посоветовали ему отозвать из действующей армии Федора Мстиславского и Василия Шуйского, которых вечно подозревали в тайных помыслах занять трон. Вместо них командовать войсками отправился Петр Басманов, всем обязанный Годуновым и потому пользовавшийся их доверием.

Чтобы повысить популярность власти, Федор II раздал щедрые дары москвичам на поминовение души усопшего отца и объявил прощение многим сосланным, вместе с которыми вернулся опальный Богдан Бельский.

Эти меры дали не тот результат, которого от них ожидали. Народ продолжал шептаться, что царевич Дмитрий – настоящий; Шуйский, Мстиславский и Бельский, оказавшись в Москве, немедленно начали плести интриги, а хуже всего вышло с «верным» Басмановым.

Во-первых, воевода уехал, недовольный тем, что его оттерли от престола в то время, как он рассчитывал занять первое место подле юного царя. А во-вторых, прибыв в армию, Басманов увидел, что она совершенно деморализована смертью Бориса и все чуть не в открытую высказываются за Дмитрия.

Судя по всему, у Петра Басманова не было возможности переломить эти настроения. Возможно, сыграло роль и честолюбие: воевода знал, что при существующей системе власти ему, с его недостаточной родовитостью, всегда суждено быть на вторых ролях (он и теперь формально занимал должность «второго воеводы» при знатном ничтожестве князе Катыреве-Ростовском), – а отличившись перед претендентом, он разом возвысится над всеми.

И 7 мая Басманов объявил войскам, что истинный государь – Дмитрий Иванович. Все, кроме небольшого количества иностранных наемников, охотно присягнули Самозванцу. Горстка военачальников, сохранивших верность Федору II, бежала в Москву с ужасной вестью, что армия перешла на сторону врага.

Лжедмитрий не мог поверить своему счастью. Кажется, он опасался ловушки – и отправил московскую рать под командованием князя Василия Голицына (басмановского родственника) вперед, сам же сохранял дистанцию, окруженный своими старыми приверженцами. Не исключено, впрочем, что Лжедмитрий намеренно держался сзади, предоставив Голицыну выполнить грязную работу – ведь престол был занят, и его предстояло очистить.

Падение юного царя Федора теперь было предрешено. Как ни страшились московские бояре загадочного польского выходца, но надо было выслужиться перед победителем. В сложившейся ситуации существовал только один способ это сделать.

Последние дни власти Годуновых представляют собой сплошную череду предательств. Измена была повсюду. Государство рушилось, как карточный домик.

Сначала гонцов Самозванца перехватывали и безжалостно предавали смерти, но в первый день лета двое дворян, Наум Плещеев и Гаврила Пушкин (предок поэта), были не только беспрепятственно пропущены в Москву, но смогли прочитать с Лобного места воззвание «царевича». Толпа ответила приветственными криками. Вышел Василий Шуйский, который недавно на этом же самом месте рассказывал о похоронах Дмитрия, и заявил, что мальчик спасся и вместо него похоронили «поповского сына». (Пройдет еще год, и Шуйский опять поменяет версию, но об этом речь пойдет уже в следующем томе.)

Посланцы Лжедмитрия могли спокойно ораторствовать на Красной площади, потому что еще с предыдущего дня Годуновы засели в Кремле и не смели оттуда высунуться. Стрельцы вроде бы готовились защищать государя, однако ворот не запирали.

Тут появился неугомонный Богдан Бельский, стал кричать, что лично спас царевича (хоть в Угличе он и не был) и позвал толпу громить Годуновых.

Ворвавшись в Кремль, народ не встретил сопротивления – стрельцы тоже изменили присяге.

Федор сел в Грановитой палате на трон, его мать и сестра подняли образа, но эта жалкая попытка воззвать к сакральным чувствам толпы не сработала. Царскую семью вывели из дворца в дом, который Годунов занимал в прежние времена, и поместили под караул.

Власть пала, переворот завершился.

Самые знатные бояре поспешили в лагерь к Самозванцу доложить о том, что Москва готова принять «законного государя».

В Кремле распоряжался Бельский, наконец дорвавшийся до власти.

Однако Лжедмитрий не захотел въехать в покорную столицу, пока царь оставался жив. Тут-то и пригодился Василий Голицын, предводитель изменнической армии.