Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Из Москвы события на юго-западе выглядели не только устрашающими, но и непостижимыми. Царь Борис, нервно реагировавший даже на воображаемые заговоры, внезапно столкнулся с нешуточной опасностью, целившей в самые уязвимые его места: в хрупкую легитимность годуновской власти и в углицкую историю.

В этой ситуации Годунов потерял обычную выдержку, начал суетиться, совершать ошибки.

Прежде всего он увеличил количество шпионов, и без того немалое – чтобы в корне пресекать всякую измену. Из-за повального доносительства атмосфера в Москве накалилась до истерического уровня.

Затем царь наглухо перекрыл границу с Литвой под предлогом якобы начавшейся там эпидемии, а на самом деле, чтобы на Русь не просочились нехорошие слухи (начинание заведомо невыполнимое и давшее обратный эффект).

Попутно затеяли тайное следствие – кто таков самозванец. Решили, что, наверное, это секретарь патриарха некий Григорий Отрепьев, в 1602 году исчезнувший и вроде бы сбежавший в Литву. Отправили в Польшу дядю беглеца – для проформы с каким-то письмом, а на самом деле, чтобы проверить, правильна ли версия.

Но Борису не давала покоя мысль, что это может оказаться настоящий царевич. Царь тайно вызвал инокиню Марфу, мать Дмитрия, и стал допытываться, точно ли она видела сына мертвым. Та ответила, что тот, возможно, и жив: ей-де говорили, что его куда-то увезли. Встревоженный пуще прежнего Годунов велел держать бывшую царицу в строгой изоляции.

А слухи между тем ползли уже и по Москве. Известно, что никакое запугивание не способно остановить сплетню, если она очень интересна. Когда началось вторжение, Годунов какое-то время пытался скрывать эту весть от народа – благо расстояния были большими, а коммуникации медленными. Надеялись, что Самозванца удастся быстро уничтожить.

Борис Годунов и инокиня Марфа. Н. Ге

С этой целью правительство снарядило большую армию, которую возглавил родовитейший из бояр князь Федор Мстиславский. Раньше царь запрещал ему жениться, а теперь посулил собственную дочь – вот до какой степени был напуган.

У «царевича» к этому времени набралось тысяч пятнадцать людей, у Мстиславского имелось втрое больше, да и качеством царское войско было много лучше. И всё же в сражении, которое произошло 21 декабря 1604 года под Новгородом-Северским, Лжедмитрий невероятным образом одержал победу. Есть несколько версий этого чуда – от «просто повезло» до полководческого таланта Самозванца. Думается, что прав С. Соловьев, объясняющий поражение Мстиславского шатанием и сомнениями в его войске: «у русских не было рук для сечи, то есть они неохотно сражались против «прирожденного государя».

К этому времени главную свою победу, пропагандистскую, Лжедмитрий уже одержал, и виной тому в значительной степени были неуклюжие действия Годунова.

После такого удара прятать от народа правду стало невозможно – пришлось официально объявить о смуте.

Призвали на помощь патриарха.

Иов засвидетельствовал, что претендент никакой не царевич, а беглый чернец Отрепьев. Представили и свидетелей, якобы (а может быть, и на самом деле) сопровождавших «вора» до Литвы. Заодно патриарх предал «Гришку» анафеме.

Годунову и этого показалось мало. Он вывел на Лобное место, перед московской толпой, Василия Шуйского, который клятвенно подтвердил, что лично хоронил Дмитрия в Угличе.

Всё это, конечно, не имело никакого смысла. Апелляция к народу и представление каких-то доказательств выглядели как оправдания. Это лишь подрывало престиж годуновской власти, и без того невеликий. Борис лишний раз продемонстрировал, что совсем не понимает, как работает сознание его подданных. Всё, что они уяснили: царь юлит и заискивает, а значит – слаб.

Такой же беспомощной была попытка воздействия на польского короля, к которому в феврале 1605 года отрядили гонца с требованием выдать преступника Отрепьева. Сигизмунд, приятно удивленный нежданным успехом авантюры, язвительно ответил: искомая персона теперь находится в московских владениях, там ее и хватайте.

Схватить Самозванца, конечно, было совсем нелегко, однако и у претендента в это время дела пошли вкось. Армия ведь была ненастоящая, а состояла из разношерстных, по преимуществу недисциплинированных отрядов, плохо ладивших между собой. Польские наемники стали требовать жалования, а деньги взять было негде. Один раз «царевича» чуть не убили – он еле унес от шляхтичей ноги, бросив шубу. Многие поляки стали возвращаться домой. Их осталось лишь полторы тысячи плюс казаки да русские повстанцы, ставшие теперь основной опорой Лжедмитрия.

Вот почему после победы над московской ратью Самозванец не мог двигаться дальше. Он засел в крепости Севск, копя новые силы. Вместо ушедших поляков прибывали подкрепления, состоявшие из казаков и просто «гулящих», но время работало против «царевича»: силы и ресурсы сторон были несопоставимы.