Сразу по воцарении Федора Первого младенца Дмитрия вместе с его родней по материнской линии сослали в город Углич, находившийся в стороне от столицы и всё же недальний, удобный для надзора. Прошло несколько лет. У царя с царицей всё рождались мертвые дети, а мальчик тем временем подрастал, и о нем начинали рассказывать тревожное. «Русские подтверждают, – сообщает Флетчер, – что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нем начинают обнаруживаться все качества отца. Он (говорят) находит удовольствие в том, чтобы смотреть, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течет из него кровь (тогда как дети обыкновенно боятся этого), и бить палкой гусей и кур до тех пор, пока они не издохнут». Прошел слух, что зимой царевич вылепил несколько снеговиков, назвал одного Годуновым, других – годуновскими соратниками, стал бить палкой, как бы отрубая руки и головы, а сам приговаривал: «Вот как будет, когда я стану царствовать!»
Мария Старицкая.
Всё это, конечно, должно было тревожить правителя. Опасность представлял не столько маленький Дмитрий, сколько его окружение – честолюбивые, алчные и неумные Нагие: вдовствующая царица Мария, ее отец и братья, воспитывавшие мальчика в соответствующем духе.
Незадолго до трагедии присмотр за углицким двором был усилен. В качестве управляющего из Москвы прибыл дьяк Михаил Битяговский, верный человек Годунова. Битяговского сопровождали родственники и слуги. Между Нагими и контролером, естественно, сразу начались трения и ссоры.
В этой обстановке 15 мая 1591 года случилась непонятная история. Восьмилетний Дмитрий играл с другими мальчишками в ножички и вдруг оказался на земле с перерезанным горлом. Ударил набат, над телом собралась толпа. Нагие объявили, что царевича убили люди ненавистного Битяговского. Возмущенные угличане учинили расправу над дьяком и его людьми, причем одного из них, объявленного непосредственным убийцей (сына Дмитриевой «мамки»), растерзали прямо на глазах у обезумевшей от горя царицы, по ее приказу.
Четыре дня спустя началось следствие, которое возглавил князь Василий Иванович Шуйский, человек изворотливый и честолюбивый – Годунов знал, кому поручить такое дело.
Следствие объявило, что царевич ударил себя ножиком сам, когда корчился в припадке падучей болезни (у Дмитрия действительно была эпилепсия). Расправу с Битяговским и его людьми квалифицировали как преступный мятеж. Вдовствующую царицу насильно постригли в монахини, ее родственников посадили по темницам, уличенных в кровопролитии горожан сослали в недавно присоединенную Сибирь.
Совершенно очевидно, что следствие было политически мотивировано и тенденциозно, поэтому современники и тем более потомки к комиссии Шуйского отнеслись безо всякого доверия, да и сам князь Василий Иванович, как мы увидим, впоследствии, когда конъюнктура переменилась, заговорил совсем иначе.
Историческая версия, обвиняющая Годунова в убийстве, выглядит следующим образом (ее стройно суммирует С. Соловьев).
Сначала Дмитрия пытались отравить, но его родственники были настороже, и из этой затеи ничего не вышло. Тогда Годунову предложили воспользоваться услугами ловкого и на всё готового Битяговского, который был отряжен в Углич с единственной целью – устранить царевича. Какое-то время годуновские эмиссары выжидали и наконец выбрали момент, когда около Дмитрия из взрослых находились только женщины, причем одна из них, мамка (служанка) Волохова, участвовала в заговоре. Ее сын Осип и ударил царевича ножом, а сын и племянник Битяговского завершили дело. Кормилица пыталась спасти ребенка, но ее, осыпая ударами, отшвырнули в сторону.
Может быть, именно так всё и произошло, хоть и не очень понятно, каким образом могли быть установлены эти подробности.
В любом случае, смерть Дмитрия Углицкого выглядела таинственной и подозрительной. Массовое сознание, вообще любящее всякую конспирологию, после этого события чрезвычайно оживилось, и с этих пор, какая беда ни случись, молва начинала винить в произошедшем правителя.
Смерть царевича Дмитрия.
Через год после гибели Дмитрия на пути Годунова к престолу внезапно возникло новое препятствие – у Федора родилась дочь Феодосия. Когда девочка умерла, на подозрении, конечно, оказался Борис.