Между Азией и Европой. От Ивана III до Бориса Годунова

Неудивительно, что и смерть совсем еще не старого, сорокалетнего Федора приписали правителю, которому-де не терпелось самому надеть царский венец. «Борис же с помощью уловок и ухищрений был причиной смерти великого государя своего Федора Ивановича и ребенка его, которого имел с женою своею – с сестрой того же Бориса», – говорится как о чем-то общеизвестном в «Дневнике Марии Мнишек» (так называются записки польского шляхтича, состоявшего в свите Марии Мнишек).

Были в адрес Бориса обвинения и явно фантастические: что он будто бы опоил каким-то «волшебным питьем» никому не нужного Симеона Бекбулатовича, марионеточного государя послеопричненских времен, и старик от этого ослеп. Умерла в монастыре Ирина, любимая сестра Бориса, – люди сочли, что и ее зачем-то погубил Годунов.

Пушкинский Борис горько сетует:

Кто ни умрет, я всех убийца тайный:
Я ускорил Феодора кончину,
Я отравил свою сестру царицу,
Монахиню смиренную… всё я!

Ответить на это можно одно: если Борис действительно приказал убить маленького царевича, всё остальное тоже вполне возможно. Для подобного злодея высокая цель – стать самодержцем и основать новую династию – должна была оправдывать любые низменные средства.

«Финик добродетели»

Противоположной крайностью является безоговорочное восхищение Годуновым, который предстает чуть ли не идеалом правителя, «цветяся аки финик листвием добродетели» (цитата из «Русского хронографа», источника начала семнадцатого столетия). Там же сказано, что Борис был «светлодушен и нравом милостив». Это не является угодничеством или лестью со стороны автора, поскольку написано уже после годуновского падения, во времена, когда прежнего царя было принято ругать и винить во всех несчастьях страны.

Подобное отношение к Борису, в отличие от противоположного, основывалось не на слухах и сплетнях, а на видимых результатах годуновской деятельности.

Апологеты Бориса все подозрения по поводу «удобных» для Годунова смертей объявляли клеветой и бездоказательными домыслами, а на самое серьезное и аргументированное обвинение, по поводу углицкой трагедии, отвечали столь же серьезно и аргументированно. Уже в недавние времена лагерь «защитников» Годунова сильно пополнился и обзавелся дополнительными доводами.

Сергей Платонов пишет, что Дмитрий не представлял особенной угрозы для всесильного Годунова даже в случае смерти царя Федора: «Если бы удельный князь Димитрий оставался в живых, его право на наследование престола было бы оспорено Ириной. Законная жена и многолетняя соправительница царя Ирина, разумеется, имела бы более прав на трон, чем внезаконный припадочный царевич из «удела».

Того же мнения придерживается другой выдающийся историк Г. Вернадский, пришедший к выводу, что смерть царевича была случайной.

Замечательный знаток эпохи Р. Скрынников, изучив все имеющиеся материалы дела, выстраивает убедительную версию, которая оправдывает Бориса.