Между богами и свободой

1. ДВЕРЬ. КЛЮЧ ДЛЯ ПЕТРА.

— Ну что же ты? — Оленька нетерпеливо тронула его за локоть. Улыбнулась, тряхнула кудряшками, усыпанными по последней моде сияющей золотой пыльцой, отчего издалека Оленькина голова была похожа на ёлочный новогодний шар. — Что остановился? Заходи.

— Да-да, — Петер кивнул, надеясь, что его улыбка получилась настоящей. Рука будто закоченела на ручке двери, не желая шевелиться. Дверь была деревянная, скорее всего, даже не просто покрытая тонкими пластинками шпона, а деревянная целиком. А значит, безумно дорогая. Петер жадно вдохнул запах дерева — свежий и немного горьковатый. Может, орех? — попробовал угадать он, разглядывая красноватые прожилки. Сейчас бы прижаться щекой к этой двери, зажмурить глаза и вдыхать чудный запах. И думать о том, как зелёные листья колышутся над головой, плавится капелька горькой смолы на тёплой коре и ползёт деловитый муравей вверх по стволу, будто надеется добраться до самого неба…

— Пе-етер, — нетерпеливо и капризно позвала Оленька.

— Да-да, — спохватился он… Просто стоять бы, вдыхать чудесный запах настоящего дерева — и никогда не открывать эту дверь. А потом Петер вспомнил, как долго шёл к ней, — и нажал на ручку.

Взгляд у Оленькиного папы оказался совершенно таким, как представлял Петер. Тяжёлым и пронзительным. Как у рентгеновского аппарата, просвечивающего тело до уродливой и жутковатой основы скелета, умеющего разъять эту основу на кости и косточки и разглядеть каждую — до самого мелкого хрящика.

— Владлен Викторович, — глухо, с нажимом сказал Оленькин папа и на несколько секунд задержал ладонь Петера в своей крепкой руке. Будто прощупывал, все ли кости соединены правильно, не ошибся ли на этот раз взгляд-рентген.

— Петер, — голос сорвался, неожиданно осип почти до беззвучности.

— Ага, — кивнул Владлен Викторович, — удовлетворённый не то результатами рукопожатия, не то трепетом в голосе собеседника, не то именем будущего зятя. И, наконец, выпустил на свободу застывшую от ужаса ладонь Петера.

Смешливая взбалмошная Оленька в папином присутствии разом присмирела — стояла скромненько возле высоких, до потолка, стеллажей с архаичными бумажными книгами. Переминалась с ноги на ногу, разглядывала переплёты — простенькие, бумажные мелькали вперемежку с солидными, кожаными, иногда тиснёными, иногда даже инкрустированными золотом. Сокровища невероятной цены, сохраняемые ко всему ещё так небрежно — без пластиковых непроницаемых контейнеров, без музейных архивных помещений с тщательно поддерживаемым климатом. Одна такая полка — и Петер мог бы жить безбедно несколько лет. А деревянные панели на стенах? А паркет? Из дорогой древесины разных, известных Петеру только по энциклопедии, сортов — вот здесь, кажется, липа, возле правой ноги — редкостное розовое дерево, а чуть дальше — роскошный цветок из эбенового или чёрного палисандра, драгоценнейшего Dalbergia Melanoxylon,которых уже не осталось в природе. Матово блестящий цветок густой бездонной черноты, отпечаток бесследно канувшей в прошлое эпохи, который мог бы стать жемчужиной любой музейной коллекции и принести владельцу состояние. Цветок, на который Петер едва не наступил пыльной подошвой спортивной туфли…

Петер не мог ничего поделать. Забыв, что следует осторожничать и проявлять сдержанное почтение, он бродил восторженным взглядом по сокровищам, так щедро разложенным под ногами. Он чувствовал себя… нет, не в раю… скорее, в чертогах богов, куда его, смертного, пригласили на минуту — и возможно, по ошибке. И пока ошибка не открылась, нужно успеть наглядеться, надышаться за эту минуту на всю жизнь. Владлен Викторович выждал паузу, с интересом наблюдая за будущим зятем, потом полуобернулся к дочери. Велел:

— Выйди, Ольга, — даже не позаботившись смягчить приказной тон хотя бы намёком на улыбку.

— Да, папочка, — совершенно незнакомым тоненьким голоском пай-девочки ответила Оленька и выскользнула за дверь.

— Ну что, Петер, — в голосе будущего тестя странно смешались дружелюбие и угроза. Владлен Викторович нажал на тайную кнопочку на стеллаже — с мелодичным позвякиванием книжная полка повернулась, открывая сияющее золотистым светом нутро бара. Разнокалиберные бутылки блестели стеклянными боками, переливались радужными этикетками. Владлен Викторович ловко выдернул одну из них, даже не подумав справиться о предпочтениях гостя, щедро плеснул тёмно-янтарной жидкости в низкие гранёные стаканы. — За знакомство!

Петер, торопясь за хозяином, глотнул слишком быстро и много, не успев почувствовать вкуса. Коньяк погладил горло шёлковым холодком, а потом вдруг вспыхнул огненно, плеснул волной ярких и сильных ароматов, от которых закружилась голова. Петер задохнулся, на глазах выступили слёзы. Поймал изучающий взгляд Владлена Викторовича.

— Как ты дальше жить собираешься, Петер? — строго спросил тот.

— Я… ну… я как бы учёный, — смутился Петер. Поправился: — Аспирант. Я получил грант, недавно. Выиграл конкурс. Моё устройство…