Между дураком и подлецом

Но не тут то было, дядя Додик сбивчиво продолжил развивать мысль, плавно подводя к неизбежной кульминации:

– Какие тут могут быть дискуссии? Когда мы все туда пришли сегодня утром… и увидели… обе субстанции обильно стекали со стен и смешивались на полу в единую массу… Настолько зловонный запах… С нами повторилось вчерашнее… Администрации пришлось закрыть рынок на дезинфекцию… Бедная Каракатя в обмороке… Вызывали бригаду специалистов… Не могу больше…

Новый, более сильный позыв дядя Додик подавил очередной рюмкой коньяка и пучком целебной травки. Кривясь и всхлипывая, какое-то время он пережевывал снадобье, а на его глазах выступили и блестели крупные слезы.

С силой выплюнув на пол большой зеленый комок, где тот с хлюпающим звуком превратился в зеленую лепешку, дядя Додик горестно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на меня и подвел итог:

– Естественно, мы все уверены, что эта чудовищная выходка дело рук Барбосяна, месть сортирщику за уничтоженную шашлычную. Тем более что все эти два дня, пока уборщица безуспешно отмывала его забегаловку, этот недопёсок назойливо околачивался на рынке. Бог знает, что творилось у него в голове, но все рыночники опасливо сторонились его, предпочитая делать вид, что не замечают, как он мечется по рынку с диким выражением лица.

На этом дядя Додик окончил свой рассказ, опрокинул в рот новую стопку коньяка, крякнул, а затем смущенно сказал, пыхая перегаром мне в лицо:

– Сёмочка, извини, что каждый день порчу тебе аппетит, но ничего другого больше не происходит, ты же сам видишь.

Я не дал ему договорить.

– Дядя Додик, я не понимаю, что здесь происходит? – спросил я, не требуя ответа.

Поскольку ответа так и не последовало, если не считать печального взгляда карих глаз дяди Додика, я продолжил:

– Хорошо, давайте порассуждаем: неужели Бабосян поскандалил сегодня лишь для вида, как бы копируя Недоумченко, чтобы отвести от себя подозрение в содеянном? А может быть, эти два мимикриста снова поменялись ролями, и Недоумченко сам измазал… э-э-э… отходами жизнедеятельности свой туалет, как бы кося под Бабосяна, косящего под него самого?.. Вот поганцы, совсем меня запутали… Так, стоп! Без паники, – скомандовал я сам себе. – Давайте опираться только на факты, и никаких эмоций. Помните, когда шашлычную изгадили, что-то не очень-то Бабосян орал, что это моя вина, не так ли?

– Точно! – обрадовался дядя Додик. – Молодец, ты все просек. – На радостях он снова махнул из-под прилавка стопку коньяка.

Глава 17

Не успел дядя Додик даже крякнуть, как его лицо дико исказилось. Я даже подумал, что коньячок плохо на него подействовал, потому что он резко сорвался с места и куда-то побежал. Я обернулся и, наверняка, с моим лицом произошло то же самое, поскольку я увидел, как в дверь ворвался пунцовый Бабосян.

Бабик остановился посреди закусочной в той позе, которая как нельзя лучше передавала всю тяжесть его жизненной трагедии и плачевность душевного состояния, а именно: чуть присев, согнув руки в локтях, сжав кулаки и задрав лицо к потолку, и истошно завопил:

– А-а-а… Ты мне бизнес угро-о-оби-и-ил!.. Я же теперь разоре-е-ен!.. А-а-а-а-а-а…

Бесстрашный владелец додерной, несмотря на свое весьма нетрезвое состояние, с силой толкнул в плечо бывшего конкурента и грозно заорал на него:

– А ну, давай пошел отсюда, психопат!

Бабик отшатнулся, но на ногах устоял и снова взвыл, обращаясь уже к Давиду Поросяни:

– До-о-ода-а-а, он мне жизнь испо-о-орти-и-ил!.. У меня жена-а-а и пятеро дете-е-ей!.. А-а-а…

– Какой я тебе на хер Дода? Поше-е-ел вон, я сказал, – прошипел дядя Додик и грубо вытолкнул скандалиста из кафе.

Бабосян отлетел к перилам террасы, а дядя Додик захлопнул перед ним дверь и закрыл ее на защелку. Тогда Бабик вцепился в дверную ручку и стал остервенело сотрясать всю витринную перегородку. Еще немного, и стекла полетели бы на пол, но с двух сторон по террасе уже бежали двое охранников. Они подоспели вовремя. Схватив свихнувшегося Бабосяна за плечи и выкрутив ему руки за спину, чоповцы потащили его за собой, уводя все дальше от додерной. Тот упирался, извивался, сучил ногами, истошно вопил, но поделать ничего не мог.

– Ты посмотр-р-ри, какой мерз-завец. – Дядю Додика аж трясло от гнева, пока он наблюдал через стекло, как охранники заводят его бывшего конкурента в свою каптерку под лестницей.

Через минуту дядя Додик вернулся за стойку, позвенел чем-то за прилавком, поднял полную рюмку коньяка и, почти не расплескав содержимое, залпом ее опорожнил. После пережитого шока нам обоим требовалось некоторое время на восстановление нервной системы. Мы молча тяпнули еще разок… а потом еще.

Немного придя в себя, дядя Додик ни с того ни с сего изрек:

– Нечего тут рассуждать, прямо сейчас пиши про Барбосяна статью в свою газету.

– Дядя Додик, я в полном замешательстве, – пожаловался я и беспомощно спрятал лицо в ладонь.

Он тяжело вздохнул и поставил передо мной новую бутылку пива, а пустую убрал.

Я отвинтил крышку, сделал большой глоток и признался: