Между двух миров (СИ)

Ты идешь, стараясь слиться со стеклянной витриной, отгораживаешься ментальными щитами от камер, глядящих с фасадов. Ты хочешь остаться незамеченной.

Ольга живет в старом квартале, квартал стоит на земле. Дома красные, кирпичные, длинные и многоярусные, стоят так, что один загораживает другой и идут они в горку. На горке этой, еще со времен Последней войны, стоит вышка со смотровой площадкой. Когда-то она служила колокольней и одновременно световой башней, сейчас ничего кроме ржавого остова не осталось.

Ты находишь подъезд, поднимаешься по лестнице на седьмой этаж и, прислушиваясь, стоишь под дверью, за дверью тишина. Гудит холодильник. Все пропитано электричеством, как маслом, ты вязнешь, пачкаешься, хочется отряхнуться. Ольги дома нет, но в твоем списке на сегодня есть еще один пункт — центральная больница.

Успеешь ли? Ты обещала, что утром вернешься.

Сегодня ты хотела сама отвезти его в школу.

На часах шесть тридцать утра. Купол светлеет.

Сопредельные Штаты Латирии — это мир не только искусственных деревьев, но и ненастоящего неба с автоматическим солнцем. Освещение, влажность, скорость ветра, все регламентируется системой климат-контроля. Система очень старая, когда-то на заре освоения, в качестве жеста мира ее даровали людям третьей волны Изначальные. Но бойтесь богов, дары приносящих. Прошло больше двух тысяч лет и их дар обернулся проклятием. Климат все сложнее было поддерживать, потому что никто толком не знал, как работает древняя система.

Это стало одной из причин, по которым конгресс настаивал на дружбе с Адаром. Людям нужными были неведомые технологии и источники энергии, ведь достижения человеческой науки в этом вопросе достигли своего предела.

Через программу в телефоне ты запускаешь автопилот и выставляешь координаты, чтобы машина перехватила тебя по дороге и довезла до больницы. Больница, которая имеет статус центральной, почему-то находится на окраине, а само здание представляет собой произведение сумасшедшего художника, никаких прямых углов и прямоугольных форм, сплошные волнистые линии и несимметричные части, перетекающие одна в другую, кляксы окон и пещеры дверей. Это напоминает тебе что-то из третьего триместра земной истории, но ты не можешь достать эту информацию с полки памяти и отбрасываешь лишние мысли.

Парковка находится под зданием больницы, вход во внутреннем дворе, в колодце, над которым круглым стеклянным диском плавает посадочная площадка для вертолетов, флаеров и атмосферных шлюпок. Свет падает под углом и выхватывал из темноты кротовую нору приемного покоя. В проходной жужжат лампы, охранник поднимает голову, смотрит сквозь тебя и снова утыкается в газету. Вертушка мигает зеленым, разрешая тебе войти. Ты проходишь, сворачиваешь к лифтам, заходишь в стеклянный аквариум и нажимаешь кнопку десятого этажа.

При входе на отделение тоже сидит охранник, но и он не спрашивает пропуск, ты просто махаешь рукой и датчики на терминале загораются зеленым, он кивает и продолжает клевать носом, на его голубой рубашке пятна от кофе, пуговица на пузе оторвалась, торчит белая майка. Стул под его весом поскрипывает в такт его дыханию, пульс ровный. Ты подходишь и спокойно вытаскиваешь ручку из кармана его рубашки. Никто не обращает на тебя внимание.

Нутро больницы выглядит серым, заштрихованным, как лист бумаги простым карандашом, мигают лампы, свет высекает радужные искры из серых граней. Двери в палаты стеклянные. Джейн Доу — безымянная жертва, которая никого не интересует. Ты заходишь в палату и закрываешь за собой дверь. На часах мигает 7.25 утра.

Девушка — бледная тень на кровати, с фиолетовыми пятнами на лице и шее. Никаких капельниц или аппаратов, мертвая консоль стоит у стены. Дышит она самостоятельно, но безнадежно. Кажется будто просто спит, но присмотревшись, ты уже точно знаешь, что вечным сном. Сущности, разбитой на фрагменты кода и запертой с этой коробке из костей и плоти, никогда уже не видеть цветные сны. Ты внимательно изучаешь ее, моргаешь, меняя спектр, на первый взгляд — гайоли, плоть и кости, но если всмотреться глубже, то можно увидеть чужеродный орган, опухоль у нее в груди, и печать на ней, тонкую, как паутинка.

Это так необычно, по-королевски изысканно, что тебе становится страшно, но если бы палачу Ее Величества заказали Халисса Рае, то тридцать лет новой жизни, это слишком щедро. И для наказания способ выбран, мягко говоря, странный. Разрушенную таким способом память и личность никаким инкубатором не соберешь. В мире бесконечной сущность, потеря памяти прошлых жизней, означала истинную смерть. Ты щелкаешь ручкой, смотришь на осунувшееся лицо, тебе жаль эту девочку, которая стала слепым орудием в чьи-то умелых руках. Да смилуется над ней Творец под Сенью Великого Древа.