Между двумя романами

Был в Союзе писателей представитель от КГБ, общий для всех. Поставлен следить за моральным нашим обликом. Всем нам известный Ильин, полковник КГБ. Но это совсем другой – и по внешнему облику, и по своим, внутри себя поставленным, задачам. Он скорее следил за справедливым отношением к нам, писателям, и не считал в уме наши промахи. Во всяком случае, таким я его воспринимал. Он жил напротив моего дома, в том же дворе. Я с ним гуливал вечерами, беседовали. В основном говорил он, а я слушал. Ильин отсидел срок. Многие дорогие мне черты моего Свешникова из «Белых одежд», к которым, кстати, так недоверчивы читатели – не бывает, говорят таких справедливых, а тем более самоотверженных кагэбистов, – эти черты дал мне полковник КГБ Ильин. Даже фотография, которая у Свешникова висит на стене фотография с молодыми красноармейцами на коновязи у Кремля, а сзади виден Владимир Ильич, – ее я видел на стене в квартире Ильина. Так что я ничего не выдумывал, не из башки брал; ловил факты, которые мне преподносила время от времени жизнь. Может быть, именно поэтому варилось мое произведение так долго. Между прочим, моя единственная в те времена поездка за границу (в ФРГ) состоялась благодаря рекомендации Ильина. Вот так, не сочинил я кагэбиста Свешникова. Нет, были и «в органах» люди, думающие и сострадающие.

(Жена. Я хочу добавить еще об одном деятеле «из органов». Как зовут не помню. Были мы в Пицунде. В.Д. дописывал «Белые одежды». Год примерно 83-й, так что после Бардина много времени прошло. В номере рядом с нашим поселили некое лицо, не писателя. Его чрезмерная, вкрадчивая ласковость сразу насторожила нас, и мы заподозрили – «оттуда»! Впоследствии так и оказалось: тоже полковник из КГБ. Встретившись с нами раза два в Москве, как бы случайно (в сберкассе, возле гаража), он потом исчез с горизонта, видимо, за ненадобностью. А в Пицунде он был словно бы чем-то отмечен. К нему иногда заходили вечером – то один, то другой писатель. Непонятно, потому что в другое время никогда не видно было их вместе с нашим соседом. А однажды был такой случай. Вошел к нему в номер какой-то человек… За полночь сквозь сон услышали мы громкий, возбужденный разговор, звук пощечины и хлопок двери. Сосед не появился ни на следующий, ни на второй день. Мы забеспокоились и заглянули в его окно с общего балкона-галереи. А там… На кровати лежало неподвижно бледно-желтое тело. Мы, конечно, сейчас же звонить в администрацию… Сосед потом объяснял: заходил мой приятель давний… никак не мог очухаться с похмелья. Вот такой анекдот…)

Глава 27 История с «Международной книгой» (часть II)

Ловлю себя на мысли: не много ли твержу о своих «подвигах». «Кому как а контроль?» – как говорил мой пьяненький сосед по Ново-Мелкову. И тут я должен приоткрыть некую завесу… Меня толкали. Да-да! Даже высказали такую мысль, что я вроде как подопытная морская свинка… Это я-то! Та самая, на которой ставят опыт. В данном случае советская система ставит. А еще, употребляя любимое сталинское выражение: «Оселок, на котором проверяется доводка инструмента, опять же той самой системы». И вот однажды, когда я лежал в больнице с очередным инфарктом, пришел ко мне Толя Стреляный и утвердил на моем животе увесистый ящик-магнитофон – не дай бог, откину копыта, и пропадет мой «ценный жизненный опыт». Были и еще интересующиеся моим жизненным опытом, много интервьюеров. Я благодарен и Мамаладзе, и Митину, и всем другим. Они приносили мне мои «речи», отпечатанные на машинке.

Однажды я посмотрел – вижу: обширный материал, можно писать на его основе задуманный мною роман. Назвал его, еще не рожденного, «Дитя». И тут Провидение, так помогавшее мне в создании двух предыдущих романов, вдруг положило мне предел. И вот лежу, прикованный к одру. «Но не хочу, о други, умирать; я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Пусть не написал я новый роман, пусть будет повесть.

Вот я и поразмыслил, лежучи, и пришло в голову: сколько на меня государство средств извело. И генерал в КГБ, и Бардин, и устройства всякие подслушивающие, и всякие преследователи мои – они же все на зарплате сидели. А зачем? Напрасный расход. Прошло не так много времени, и печатают мою книгу – не возбраняется уже.

Но, с другой стороны, они и ложку мимо рта не проносили. Вспомнил свою историю с «Международной книгой». О ней, о продолжении этой истории и пойдет разговор…