Вот ведь как шло мое развитие. Но аресты преподавателей в институте и моих товарищей тоже продолжались. В результате наш выпуск сократился вдвое. А потом – война, ее первые дни, куда я был брошен, твердо веря в несокрушимость нашего оружия, прямо из регулярной армии. Все чаще возникали вопросы: почему? Кто мешает? Затем – работа в военной прокуратуре, разъездным корреспондентом в газете. К примеру, Волго-Дон, стройка знаменитого канала, куда я полетел от «Комсомолки». Там работали в основном заключенные, а бригадирами ставили вольнонаемных. Вот я и написал об одном бригадире по фамилии Слепуха. Он был машинистом шагающего экскаватора. У него работники – сплошь заключенные. Они трудятся, а награды, премии – ему. Он – Герой Социалистического Труда, заключенным же никакой поблажки. Все это я отразил в своей корреспонденции. Меня назвали хулиганом и предложили уйти. Я ушел. Так постепенно происходило взросление «пионера», но, как видно из предыдущих глав, и после Волго-Дона процесс продолжался довольно долго.
Глава 29 Обыск на даче
Построили мы с моей женой Натальей Федоровной, точнее с Наталкой… Это не то, что пишут о Горьком: это у него была «друг Горького – Андреева». Даже фильм был такой. А у меня была моя родная Наталка, а еще Маркантония имя я ей дал такое. Мы построили замок. Двадцать лет его строили. Из камня, без помощи рабочих построили большой дом – 6 комнат, подземный гараж.
К тому времени у меня накопилось очень много писем от моих читателей. Очень мне дорогих писем, потому что они поддерживали меня в трудные дни. Их набралось так много, что я решил, сложив их аккуратно в большой короб, свезти на дачу, то есть в мой замок. Там в одной из комнат есть узенькое окошко, забранное стеклоблоками – комната планировалась под мастерскую. Там я и расположил короб с письмами. А дальше, как всегда со мной, последовала некая история. Письма исчезли…
Когда в деревне, в поселке живет человек, о котором газеты говорят, что это сволочь и приспешник, естественно, находятся такие граждане, которые так и смотрят, как бы этого приспешника поймать за руку в тот момент, когда он подает сигналы летящему где-то самолету У-2, в котором сидит Пауэрс и шпионит за Советским Союзом… И вот мы с Наталкой строим дом, возводим стены. А мимо ходит старушка, рядом жила. Такая, как кочерга, под прямым углом согнута. Такая вот, вроде ведьмы. Плаксивая, хнычущая и с ядом. Она идет, останавливается – то да се, – а сама прямо в люк заглядывает, что в подвал ведет: что мы там делаем такое? И разговаривает, как, примерно, волк с Красной Шапочкой. «И что это вы строите? И для чего вы это делаете?» Ну а Красная Шапочка доверчиво отвечает. Проходит время. Зима. Однажды приезжаем зимой, я смотрю – что такое? Ворота – а ворота у меня из металлического уголка сварены и затянуты металлической сеткой, смотрю, ворота погнуты, как будто их ломали железным ломом. Криво так погнуты… И дальше… видно, их открыли все-таки… следы в снегу. Ведут туда, в подвал, где гараж подземный. Смекаю: приходили какие-то люди и лазили туда. Кинулся в дом. Смотрю: все на месте, а короба с письмами нет.
Искали у меня подпольную типографию, а письма прихватили заодно. Как я узнал про типографию? Как-то я поехал в поселковый совет по каким-то делам. Председатель, женщина такая безликая, сказала мне: «Владимир Дмитриевич, хорошо, что зашли. У меня к вам разговор. Вы знаете, до нас дошло, что вы какое-то странное сооружение строите. С каким-то подвальным помещением. Даже было высказано товарищами такое мнение, что там у вас подпольная типография». – «Да что вы, – говорю, – не может быть! Да вы бы проверили, трудно, что ли?» – «А мы и проверяли». Вот кто погнул ворота. Один пьяница сосед, он мне все начинал: «Ты, Владимир Дмитриевич, простой человек. Я тебе как член партии не могу сказать… но ты – простой человек…» Чувствую, что он был понятым, а может, и ворота ломать помогал. Я ему говорю: так-то и так-то, какая-то сволочь ворота погнула, правда, ничего не взяла, только следы были. А он в ответ: «Ты, Владимир Дмитриевич, простой человек, ты простой человек»… Вот так. О письмах так ничего и не удалось выяснить. Бедные мои, прекрасные письма хороших людей. Может быть, понятой разжигал ими печку… Кто знает…
А председательница эта погорела вскоре на разных там взятках. Нашли у нее будто бы банку полулитровую с какими-то золотыми кольцами. Не знаю, сам не видел… люди говорили. Вот такая история – еще одна кроха к моему опыту жизни.
Глава 30 Замысел романа «Белые одежды». Биологи