Этот замечательный деятель российской истории родился в 1643 году. Мы видели, как он выдвинулся в последние годы царствования Федора Алексеевича, пока находясь в тени двух главных фаворитов, Языкова и Лихачева. Стрелецкий мятеж отправил первого на тот свет, а второго в ссылку. Во время опасных событий весны – осени 1682 года Голицын сначала держался в тени, но по мере усиления позиций Софьи стал все больше выдвигаться на первый план. В сентябре-октябре, когда дело уже решилось, но стрельцы еще не капитулировали, князь командовал дворянским войском в Троице.
При Софье он получил один за другим несколько ключевых правительственных постов и громких званий, ведал всей внешней и внутренней политикой, командовал армией (как мы увидим, неудачно).
Правительница и оберегатель.
Безусловно, это был человек большого ума и прогрессивных взглядов; не только практик, но и теоретик государственного строительства. Известно, что в его обширной библиотеке были найдены записки «о гражданском житии или о поправлении всех дел, яже належат обще народу». Рукопись, к сожалению, не сохранилась, но мы можем получить представление о ее содержании из рассказа де Невилля, имевшего долгую беседу с оберегателем. «Он [Голицын] хотел, чтобы местное дворянство путешествовало, – пересказывает по памяти посланник, – чтобы оно научилось воевать за границей, поскольку его целью было превратить в бравых солдат толпы крестьян, чьи земли остаются необработанными, когда их призывают на войну. Вместо этой бесполезной для государства службы он предполагал возложить на каждого умеренный налог, а также содержать резидентов при основных дворах Европы и дать свободу совести. Если бы я захотел письменно изложить здесь все, что я узнал об этом князе, то я никогда бы не смог сделать этого: достаточно сказать, что он хотел заселить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов – в храбрецов, а пастушеские хижины – в каменные дворцы». «…Князь Голицын, без сомнения, относится к самым умным, воспитанным и великолепным людям, которые когда бы то ни было были в этой стране, которую он хотел поставить на ту же ступень, что и другие, – пишет посланник далее. – Он хорошо говорит на латыни и очень любит бывать с иностранцами и принимать их, не принуждая напиваться, сам вовсе не пьет водки и единственное удовольствие находит в беседе. Так как он сильно презирает знать из-за ее неспособности, то смотрит только на заслуги, а использует лишь тех, за кем он их знает, и тех, кто может принести ему пользу».
Василий Васильевич, по-видимому, умел произвести впечатление на иностранцев. Слухи о просвещенном реформаторе из далекой Московии еще долго ходили по Европе, даже несмотря на все монументальные преобразования Петра. Через 30 лет после падения Голицына самый модный английский романист эпохи Дэниел Дефо в «Дальнейших приключениях Робинзона Крузо» заставляет своего знаменитого героя, путешествующего по Сибири, встретиться с опальным министром, правда, не называя его по имени, но ясно, о ком речь. «Мне недостанет здесь места полностью пересказать увлекательнейшую беседу, которую я имел с этим истинно великим мужем», – восхищается Робинзон Крузо, почти дословно повторяя текст Невилля.
Князь Василий Васильевич собрал в правительство людей весьма толковых. Дьяк Емельян Украинцев ведал иностранными и малороссийскими делами; Венедикт Змеев, имевший чин «думного генерала», заведовал военными приказами; Семен Толочанов отвечал за казначейство.
Очень большим влиянием пользовался Федор Шакловитый, выбившийся из подьячих. С точки зрения бояр он был выскочкой и, всецело обязанный своим положением Софье, неотступно стоял на страже ее интересов. Он командовал Стрелецким приказом, то есть на его попечении находилась безопасность столицы и Кремля. Чем больше опасалась Софья за свою власть, тем ближе она сходилась с решительным Шакловитым, который, в отличие от щепетильного Голицына, не боялся крови и грязи. Сплетник Куракин даже сообщает, что к концу Софьиного правления Шакловитый якобы потеснил князя не только в правительственных делах: «Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым, Федор Щегловитой весьма в амуре при царевне Софии профитовал, и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно. И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софии еще продолжалося, конечно бы князю Голицыну было от нея падение или б содержан был для фигуры за перваго правителя, но в самой силе и делех бы был помянутой Щегловитой».
Итак, правительство держалось на твердой воле регентши, государственном уме ее первого министра и стальной хватке «начальника силовых структур».