Между Явью и Навью

– Да? Что бы на это сказал Святослав? Позор, да и только! Нет! Пока стою – не кончено.

Старый витязь кивнул, признавая чужой выбор. Как поступил бы Святослав? Он поступил бы правильно – изувеченный щит Лиса летит в сторону, в руках остается только меч. Ратмир, видя это, кивает – да, такой жест, пожалуй, могут оценить только такие старые ратники, как они. Молодняк ничего не поймет. Новгородец встряхивает непослушной рукой, пытаясь избавиться от щита, и каждый раз кровь струей брызжет на истоптанную землю. Щит нехотя падает, и десятник видит, что его меч подсек руку чуть ниже сгиба наискось: дурная рана, много кровит – вон уже и шатает. Ратмир атакует, в последних попытках достать ускользающего Лиса, но теперь его меч способен поразить лишь эхо уважительного скрипа зубов. В глазах плывет, а меч тяжелеет десятикратно, и когда что-то мощно тюкает его в лоб, новгородец рад этому как избавлению.

Ратмир упал, зарывшись лицом в грязь при полном молчании.

– Боги явили волю! – провозгласили десяток глоток.

– Лиса! – устало выдавил Лис. – Перетяни ему руку, чтоб кровью не истек.

Обернулся к болотникам.

– Уговор крепок?

Вожак нехотя согласился и махнул своим в обратном направлении.

– Чернобог не прощает слабостей, – прошипел он напоследок. – Мы уйдем. Мы обещали – мы уходим.

В словах что-то было, но кровь гулко стучала в виски, и после бессонной ночи, после всего, что творилось на островке, – сосредоточиться было тем еще подвигом.

Десяток пар глаз были направлены на него – десяток парней, которых он, возможно, сейчас спас от жуткой смерти.

– Собираемся. Несем по очереди. Ночлег – подальше от этой клятой топи и ее обитателей.

* * *

Ратмир очнулся у костра глубокой ночью. Сердце захлебывалось в стуке, руки дрожали.

– Очнулся? – уточнил кто-то рядом. Чтобы рассмотреть говорящего, новгородцу пришлось невероятным усилием повернуть шею. Рядом был Лис. Он участливо укрыл раненого походным плащом. – Ниче. Лиса тебя добро заштопала. Поешь – и враз полегчает.

– Как же, – одними губами прошипел Ратмир еле слышно.

Потеря крови сделала его слабее зайца, но черная злость, клубящаяся в груди, крепко держала в сознании.

– Как же мы докатились до такого, брат? – Десятник смотрел прямо в глаза. – Зачем? Союз с нечистыми ведь и другую сторону темнит. Зачем?

– Были причины, – прошептал раненый. – Ты эвон к Черномору в друзья идешь, а кто-то и иное может выбрать.

– Какое – иное, Ратша?

– Иное добро и иное спасение, брат.

– С человеческими жертвоприношениями?

– Что есть кровь малого числа для спасения других? Эх, – выдохнул он зло. – Не поймешь. Есть причины.

– Какие б ни были – они не стоят невинной крови. Отрок – тоже из договора? В жертву?

Ратмир еле заметно кивнул, и в глазах Лисослава невольно отразилось разочарование. Плевать!

– Мое дело! Только мое. И служит оно Руси как никакие другие.

– Ясно, – усмехнулся в усы десятник. – Вот только знай – нет ничего поганее упыря, думающего, что он – спаситель.

– Лишь мое слово вас охраняет, – скрипнул зубами раненый.

– Твое-то слово? Ха! Твоим новым дружкам – плевать на него, старый ты дурень. Они уже напали, да только мы оказались им не по зубам. Тьма всегда лжет, Ратмир. Всегда. А ты глупец, если веришь ей.

Новгородец молчал, собираясь с силами.

– Что будет со мной?

– Отдадим князю. Дальше – не мое дело, как он решит.

– Это не всё, боярин. – Ратмир попытался приподняться, но клятая слабость непочтительно уронила его на хвойную подстилку. – Меня и княжий поруб не удержит. Мы еще увидимся.

– Вряд ли, – отмахнулся боярин. – Я – в Киев, к Черномору, а тебе туда путь – заказан. Так что на том и распрощаемся.

Лис откинулся на хвойной постели, протянув ноги к костру, расслабляя натруженные кости. Поймал долгий внимательный взгляд немой степнячки через костер. Степнячки, что никогда не покидает и тенью следует за ним вот уже более десятка лет.

В гостях у нежити

Лис ушел в ту же ночь, после того, как сдали пленника. Ушел под утро, забрав своего и заводного степнячки, оставив лишь одну лошадь. Так было нужно. Никакие доводы и разговоры не помогали с упрямой бабой – не помогли бы и в этот раз. Так было лучше – если ему суждено пасть, то ей это делать совсем необязательно. И догнать теперь она его не сумеет – на одном коне так быстро не поскачешь, как на троих.

– Однако, вечер, – заметил он на ухо боевому коню. – Надо искать место для ночлега.

Жеребец выдохнул и мотнул головой. Умная животина тоже все понимала.

Заводная, бредущая позади, настороженно повела ушами, ржанула. Услышав ее, насторожился и боевой.

– Что такое, Бес? – встрепенулся десятник. – Рановато для нежити?

Простых волков боевой не боялся – его меткие копыта отправили в волчий рай уже с дюжину серых разбойников. Лис прислушался. Теперь и он слышал быстро приближающиеся шаги по траве со стороны лесного бурелома. Вот мелькнула рваная рубаха, и на дорогу выскочил худощавый мужик.

– Здарова, служивый!

Рука сама с лязгом выдернула меч, как только Лис узнал говорящего. То был взятый несколько недель назад волколак.

– Лесобор? Нюх отшибло? Сам под меч пошел! Сбег?