Между львом и лилией

Я всегда считал, что университетское образование – штука вредная. А этих университетов и без того расплодилось – теперь вот и в Нью-Йорке появился Королевский Колледж. Оделл же год назад закончил недавно созданный Колледж Нью-Джерси в Ньюарке. Вот такое вот чудо свалилось на мою голову…

Сегодня с утра я, как обычно, залез на ближайший холмик и стал осматривать окрестности через подзорную трубу, позаимствованную мною когда-то у одного из офицеров Вашингтона. А потом отряд Вашингтона напал на десяток-другой французов и перебил их всех, но и сам потерял несколько человек, включая хозяина подзорной трубы. Вскоре укрепления, построенные ими, захватили французы. Но, ведомые непонятным мне гуманизмом, они зачем-то отпустили их всех под честное слово никогда больше с французами не воевать. То-то они практически все сейчас опять идут на войну…

Где-то там, за одним из холмов, я увидел дымы. Ветра не было, и они поднимались строго вверх, причем их было несколько рядов. Это могло означать только то, что это – длинные дома, что означало либо ирокезов, либо сасквеханноков. Вполне вероятно, что сюда пришло одно из племен с севера (что было бы весьма нежелательно – в отличие от сасквеханноков, их родственники намного более воинственны, и намного меньше доверяют белым), либо переселились те, кто переболел оспой, и тогда фокус с одеялами уже не пройдет. Ну что ж, в обоих случаях придется действовать по жесткому варианту. Если их мало, то мы, смею надеяться, их уничтожим, если много, тогда я расскажу Брэддоку, что они напали на нас, и воспользуюсь «услугами» моего работодателя. Но сначала неплохо бы узнать, сколько их и кто они.

Под моим началом было четырнадцать человек – все, как и я, из «индейских трейдеров». Плюс одна паршивая овца – этот полоумный Оделл. Ну ничего, пусть побудет пару часиков привязанным к дереву – может, это выправит ему мозги. А ребята проследят, чтобы с ним ничего не случилось. Для разведки же десяти человек вполне хватит.

Махнув рукой четверке, остававшейся с Оделлом, мы растворились в лесной чаще.

* * *

15 июня 1755 года. Долина реки Сасквеханны.

Кузьма Новиков, он же Ононтио.

– О-о-х, как бок болит! Просто мочи нет, как болит! Это ж надо, как меня угораздило! Помру я, наверное, останусь в стране этой чужой, так и не увидев больше родную землю. Старики рассказывали мне, что когда человек умирает, то перед ним проходит вся его жизнь. Вот лежу я сейчас, слышу, как птички надо мной щебечут, и вспоминается озеро Шерегодро, у которого я и родился. Там тоже птички щебетали, и лес был большой. Но, не такой, как на земле этой, Америкой называемой.

Село наше – Кончанское – принадлежало царевне Елизавете Петровне, дочери императора Петра Алексеевича. А сами мы – карелы, или ливгиляйне, как мы себя называли. Бабка мне рассказывала, что предки наши жили далеко от этих мест, у Ладожского озера. А после того, как царь Михаил Федорович отдал те земли шведам, карелы решили не оставаться под лютеранами, и ушли на юг. И поселились они в Новгородской земле. Мы хотели быть с русскими – нашими братьями по вере православной.

Вот так я и стал русским, хотя помню рассказы бабки про нашу родимую землю, и язык наш еще не забыл. Эх, как давно это было!

Но, когда исполнилось мне шестнадцать годков, староста отправил меня в Петербург, ко двору царевны Елизаветы Петровны. Только, какой там двор – царевна была беднее некоторых графьев или баронов. Не жаловала ее царица Анна Иоановна. Одно только было хорошо – добрая была дочь Петра Алексеевича, не обижала слуг своих понапрасну. Вот и меня приставила к делу – начал я помогать кузнецу, который работал на Смольном дворе – там жила Елизавета Петровна в Девичьем дворце, который велел построить для нее царь Петр.

Работа мне нравилась. Силушкой меня Господь не обидел, да и, махая тяжелым молотом, вспоминал я кузнеца Ильмаринена, выковавшем волшебную мельницу Сампо. О нем рассказывала мне бабушка.

– Учись делу, Кузьма, – говаривал мне кузнец, дядька Игнат. – Руки твои всегда тебя прокормят.

И действительно, наука его мне потом не раз пригодилась.

А вот сейчас я лежу один под кустом, и жду, когда смертушка моя придет. Нет, не видать мне никогда родной сторонушки. А так хочется увидеть…

А началось все с того, что я стал моряком. Точнее, корабельным кузнецом. Началась замятня в Польше, где умер старый король, а новых королей на его место оказалось сразу двое. Одного – Станислава Лещинского – поддерживал его зять, французский король Людовик. А второго – сына покойного короля Августа Саксонского Фридриха – поддерживала наша царица Анна Иоановна. Чтобы посадить на польский престол этого Фридриха, в Польшу вошли наши войска. А в Данциге хотел было высадиться французский десант, но его отбили и заставили убраться восвояси.