Между нами лёд (СИ)

Татьяна вновь поджала губы, борясь с желанием разреветься в голос. Почему от этих слов из уст любимого мужчины на душе не потрясающе хорошо, а ужасающе больно? Таня сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями окончательно. Нужно просто сказать. Просто открыть рот и сказать. Ничего сложного. Но почему так трудно? Почему в легких не задерживается воздух, заставляя судорожно делать вдох снова и снова.

— Я не могу быть всем, — быстро произнесла она, вновь зажмурившись от страха. Кольцо рук Громова, в котором она всё ещё была, теперь не грело. Оно пугало и заставляло сердце тревожно сжиматься, ожидая худшего.

— Почему? — голос Евгения больше не имел ласкового, трепетного оттенка. К нему возвращалась привычная сталь. Однако объятия свои он размыкать не торопился.

— Как никто может быть всем?

Громов резко убрал свои руки от Тани и отошел от неё на шаг назад.

— Я не говорил, что ты никто, — пытаясь оставаться спокойным, пояснил он, а затем положил ладони на плечи Тани, укрытые его пиджаком, и развернул её к себе лицом. — Я сказал, что ты никто без меня.

Татьяна зажмурила глаза, чтобы не видеть лица Жени. Он опять за своё. Он опять повторил эту фразу. И, похоже, совсем не чувствовал никакого раскаяния по этому поводу.

— Ты всё ещё так считаешь? — Таня нашла силы открыть глаза и встретиться с ним взглядом.

— Ты хочешь поговорить именно об этом? — ответил вопросом на вопрос Громов, и Таня увидела, как на его лице не осталось и тени от влюбленности. С каждой новой репликой он и сам будто забывал о том, что произнес как только они оба оказались на этом балконе.

— Зачем я тебе? — растерянность Татьяны внезапно сменилась смелым желанием докопаться до истины. Даже несмотря на осознание того, что ничем хорошим этот разговор не закончится. Эти её вопросы ни к чему хорошему не приведут. Таня понимала, что если была бы чуть более мудрой (или, наоборот, глупой) женщиной, то спокойно должна была согласиться на предложение Громова, броситься ему на шею и уехать с ним в закат. И прежняя Таня, возможно, так и сделала бы. Но от прежней Тани осталось уже очень мало.

— Зачем я тебе, Женя? — ещё громче и требовательнее повторила свой вопрос фигуристка, неосознанно подаваясь грудью вперед к нему, чтобы он лучше расслышал её слова. — Чтобы всю оставшуюся жизнь ты смотрел на меня и тешил своё самолюбие?

Татьяна ещё больше приблизилась к нему, запрокидывая голову и обжигая его разъяренным взглядом карих глаз. В вопросе, который она озвучила, отчетливо читалась причина, по которой она не могла без раздумий ответить «буду» на фразу Евгения. Татьяна боялась, что она так и останется для него простой девчонкой, неумехой-фигуристкой, которая именно с ним смогла чего-то добиться. Она боялась прожить всю жизнь в его тени. Всю жизнь с осознанием того, что она — второсортная спортсменка, а он — Бог с Олимпа.

Искоренить этот страх не сможет никто. Только сама Таня. Только если добьется хотя бы бронзы на чемпионате России. Хотя бы чего-нибудь. Но не с Громовым. Только тогда он, возможно, сможет посмотреть на неё как на равную. Только тогда он в её достижениях не будет «винить» себя.

— Да! — воскликнул Громов, но затем осекся, понимая, что слово это прозвучало оглушительно громко. Он собрался гораздо тише пояснить Тане, что быть с такой женщиной приятно любому мужчине. И отношения с ней, разумеется, будут поводом для некоторой гордости. И, конечно, Таня, принадлежащая только ему, будет тешить его самолюбие. Но разъяснить это он не успел. Его бывшая партнерша восприняла этот ответ по-своему.

— Вот оно! — Татьяна угрожающе указала на Евгения ладонью, будто обличила в нём преступника. — Вот твоё истинное нутро!

Брови Громова поползли вверх. Он собирался прервать Таню и уточнить, что она имеет в виду, но она не собиралась замолкать, продолжая свою гневную тираду.

— Так почему именно я? — Таня обреченно приложила ладони к своей груди, которая была скрыта пиджаком Евгения. — Может, тебе стоит найти девушку, которая и вовсе на коньках не стоит? Представляешь, как с ней будет круто? Насколько она — никто! Ты рядом с ней воспаришь от осознания своей…

— О чем ты, Таня? — нахмурился Громов, наконец, прерывая её и позволяя своей собеседнице даже в полумраке заметить морщины, проступившие на его лбу. Он внимательно и требовательно смотрел ей в глаза, будто от следующих её фраз зависела его жизнь, и это на несколько секунд отрезвило Таню.

— Когда ты понял, что я дорога тебе? — спокойнее, но всё же с нотками требовательности поинтересовалась она.

Евгений поджал губы, выпрямляясь и задумываясь на пару секунд. Влечение он почувствовал ещё на сборах, влюбленность на чемпионате Европы, а вот что-то более глубокое…

— В Ванкувере, — едва заметно кивнул он, вновь переводя взгляд на Таню, с волосами которой начал играть заметно усилившийся холодный ветер.