Между нами лёд (СИ)

Громов подался вперед, но пальцы не слушались его. Они дрожали. И механическое действие, которое он выполнял каждый день на протяжении двадцати пяти лет своей жизни — шнуровка коньков, стало для него непосильным. Громов ласково провел ладонями по её белым кожаным конькам. Ещё совсем недавно он держал их в руках, когда украл и ждал скорой встречи. Совсем недавно он завязывал и развязывал эти белые шнурки, когда они были партнерами. Совсем недавно всё было хорошо. Совсем недавно она была рядом. Она обнимала его, целовала. Она любила. И была неимоверно любима в ответ.

— Не-е-ет… — Громов закрыл глаза, сдавленно застонав, явственно давая понять Антону, что скоро от действия транквилизатора не останется и следа. Евгений снова терял на собой контроль.

— Сядь, Женя, — строго попросил он. — Я сам.

***

Евгений сидел в коридоре одной из клиник Ванкувера, вместе с Антоном ожидая результатов компьютерной томографии. И если врач оставался спокойным как минимум внешне, то Громов чувствовал, что всё внутри дрожит. Он уязвим как никогда. Он слаб. Он ничтожен.

— Ты! — заорала Ксюша, срывая голос и подбегая к Громову. — Ты! Это ты во всем виноват!

Дмитрий, догнавший её, обхватил свою девушку под грудью, отрывая от пола и отводя назад.

— Ненавижу тебя! — истошно орала Ксюша осипшим голосом, дрожащим от слёз. — Ненавижу!

Громов посмотрел на неё пустыми от горя глазами, а затем вновь опустил голову. Ему и без таких обвинений было отвратительно. Воспоминания о любимой Тане смешивались с болью случившегося сегодня. И эта смесь отравляла. Эта смесь убивала, превращая его из всесильного некогда Евгения Громова в бездушную тень.

Ксюша, все ещё сдерживаемая Димой, начинала впадать в истерику. Она рыдала, захлебываясь слезами, и с трудом дышала. От непобедимой олимпийской чемпионки не осталось ничего. Сейчас это была не сильная фигуристка, а слабая девушка, потерявшая родного человека.

— Уведи её отсюда и найди где-нибудь воды, — мягко обратился к Диме Арсений. Он оставался спокойным, но это спокойствие стоило ему титанических усилий. Он тоже был человеком. Ему было больно и страшно за Таню, которая была его другом. Ему было горько за Илью, который останется до конца своей жизни с серьезной психологической травмой, вне зависимости от того, какие последствия будут для Тани. Ему было больно за Громова. Он сам был любящим мужчиной и даже представить боялся, что сейчас было на душе у Евгения.

Но больше всего он боялся за Алису. Он знал, что она переживает и за Громова, и за Таню. Но такие переживания в её положении были опасны.

— Он не переживет… Он… Нет… — Калинина прижалась к мужу, стоявшему у окна длинного коридора, в котором на кушетке сидел Громов, закрыв лицо ладонями.

— Ты слишком рано хоронишь их обоих, — покачал головой Арсений, говоря шепотом, боясь, что Евгений может их услышать. — Они сильные. Они оба — олимпийские чемпионы. Ими просто так не становятся.

Алиса уткнулась в шею мужа, желая спрятаться от всего, что сегодня произошло и давая волю слезам. Алиса знала, что Евгений трагически потерял маму, и понимала, что потерю Тани он пережить не сможет.

Дверь кабинета скрипнула, и из неё показался врач. К нему сразу же подошел Антон. В этот же момент саму Таню вывезли на каталке в коридор, намереваясь отвезти в реанимацию, несмотря на то, что она на мгновение пришла в себя. Громов бросился к ней. Он быстро перебирал ногами, схватившись ладонями за металлические ручки каталки.

— Малышка! — вымученно простонал он. — Ты видишь меня?

Таня с трудом моргнула. Её глаза приоткрылись, но сразу же заполнились слезами. Вместе с сознанием пришла и страшная боль. Перед глазами всё плыло. Она видела лишь силуэт Жени и яркий свет, бьющий с потолка. Она приоткрыла синие губы, желая сказать, что он был прав. Он действительно никогда бы её не уронил. Но губы не слушались. Как и всё остальное тело. Она не чувствовала его совершенно. Она пыталась не закрывать глаза. Пыталась бороться. За себя. За любимого мужчину. За них двоих. Но ничего не выходило. И если бы глаза могли говорить, то в них было бы всего три слова — «люблю», «спасибо» и «прощай».

— Я никто без тебя! — прокричал он, хватая её ладонь как самое драгоценное, что было и есть в его жизни. — Таня! Нет! Смотри на меня!

Глаза Тани закрылись, а с ресниц сорвалась слеза.

Врачи открыли дверь в реанимацию, но Евгений крепче обхватил ладонями каталку, не давая персоналу увезти её туда.

— Нет! — закричал он, вновь теряя рассудок. Самое любимое, самое дорогое, безбожно забирали у него. Его резали по живому. Его убивали.

— Отойдите назад! — строго произнесла врач, потянув каталку с Таней на себя. — Вы мешаете! Вы её убиваете!

Арсений подбежал к Громову, с трудом разжимая его побелевшие пальцы, позволяя врачам увезти Татьяну в реанимацию. Евгений подался вперед, но дверь в отделение закрылась. Он прислонился к ней, горячим лбом касаясь холодного стекла, а затем бессильно ударил по нему кулаком и застонал.