Они ели вкусную еду и обменялись подарками. Они с Грейс получили много для Элизабет: боди, ползунки, комплекты одежды, которая дополняла бы приданое новорожденной. Все их мысли были устремлены в будущее, которое должно было стать прекрасным. Никто и представить не мог, что через несколько часов жизнь Грейс и родителей Матиаса оборвётся. Незадолго до десяти вечера они решили вернуться домой; Грейс устала и хотела поскорее лечь спать, потому что на следующий день их ждал ещё один обед, на этот раз с её родителями. Матиас был за рулём всего ничего; его рука лежала под рукой жены у него на бедре с их переплетёнными пальцами. Закрыв глаза Грейс уже отдыхала, а он негромко беседовал со своими.
Он помнил тот внезапный слепящий свет фар, который приближался с невероятной скоростью. Матиас свернул на замерзшем асфальте, пытаясь избежать неизбежного, но не смог удержать контроль над автомобилем. На него летела обезумевшая машина, а с правой стороны дороги стоял ряд толстых платанов — он оказался в смертельной ловушке. Последним, сохранившимся на тот момент воспоминанием были его собственные крики.
Он снова открыл глаза лишь через пять дней: в комнате с белыми стенами, и компании звуков контролирующих его аппаратов. Помнил охватившее чувство паники, и резкий звук тех аппаратов, который привлёк внимание врачей и медсестер. Помнил своё отчаяние, и безумную попытку вырвать все трубки, которые, казалось, захватили его в плен. У него в голове до сих пор звучал твёрдый и глубокий голос врача, который призывал успокоиться, и затем в плечо вошла игла. Матиас вернулся в небытие, погрузившись в глубокий и неестественный сон. Наконец Мати вспомнил как проснулся в ужасе, ощущая голову на грани взрыва и с предчувствием мучительной боли. Но с наибольшей ясностью он помнил взгляд врача, исполненный жалости. Именно это положило конец жизни, какой её знал до этого момента. Взгляд, в котором он прочитал правду.
— Мистер Кроуфорд...
— Грейс, — Матиас прошептал её имя, глазами умоляя опровергнуть реальность.
— Вам не нужно напрягаться и говорить сейчас...
— Где Грейс? Где мои мама и папа?
Доктор опустил взгляд, не в силах и дальше смотреть Матиасу в глаза. Тогда асептичную тишину больничной палаты разорвал его нечеловеческий вопль.
Матиас не помнил, сколько раз с того момента ему вводили транквилизаторы, но знал, что в какой-то момент они стали не нужны.
Он впал в какое-то кататоническое состояние — так врачи записали в его медицинскую карту. Его разум отделился от тела, затерявшись кто знает где на несколько дней. Он перестал разговаривать, не спал, не ел. Но был в здравии. Он понимал, что диагноз ошибочен. Матиас не говорил, потому что не хотел разговаривать, не хотел чувствовать и знать. Он решил оставаться в таком состоянии до тех пор, пока не умрет или ему не вернут живыми близких.
Его кормили, мыли, передвигали. Брат и сестра дежурили по очереди у изголовья кровати, — беспомощные и в отчаянии из-за упрямого отказа Матиаса продолжать жить. Пока Ариэль, однажды не решила положить конец этому кошмару. Они были одни в больничной палате, и она металась, как кошка в клетке, глядя на него нервно и сердито. Наконец Ариэль подошла к Матиасу, обхватила ладонями его лицо, заставляя смотреть себе в глаза.
— Мама, папа и Грейс мертвы, Мати.
Он как всегда остался без движения, ни слова, ни слезинки.
— Произошла авария. Ты ничего не мог сделать. То, что выжил ты — чудо, врачи сказали это ясно. Но знаешь, какое чудо невероятнее? Что перед смертью Грейс родила вашу дочь. Она держалась до последнего только ради неё. Грейс цеплялась за жизнь ради вашей девочки, понимаешь? Ты знаешь, что и Элизабет несколько дней боролась между жизнью и смертью? Нет, ты не знаешь. Никто тебе не сказал, чтобы не ухудшать твоё состояние. Хорошо. Знаешь что? Я тебе скажу. Она всё ещё находится в реанимации, у неё случились три сердечно-респираторных кризиса в первые часы жизни, а весит малышка меньше килограмма. Самостоятельно она дышит с трудом и находится в инкубаторе. Хочешь её увидеть? У меня есть её фотография.
Ариэль схватила сумку и несколько секунд в ней рылась. Матиас зажмурился и сжал кулаки, чтобы не закричать.
— Открой глаза, твою мать! Открой! — закричала Ариэль, и он, наконец, повиновался.
Перед ним была фотография его маленькой девочки. Микроскопическое тельце, захваченное трубками. Глаза закрыты, ладони сжаты в кулачки, точно так же, как у него мгновение назад. На ней был только крошечный подгузник.
— Мати, ты нужен ей, — в отчаянии пробормотала сестра, и он поднял дрожащую руку, чтобы взять фотографию и прижать к сердцу. Ариэль смотрела как Матиас согнулся пополам и начал плакать, раскачиваясь вперёд-назад, всхлипывая всё громче, душераздирающе. Она обняла брата, стала гладить по голове и лицу, шепча, что он справится.
— Нет, я не смогу... я не смогу жить без Грейс… без них… — Наконец, после дней упрямого молчания, он заговорил.
— Ты сможешь. Ты должен это сделать! Обязан… ради дочери.