Между нами никаких секретов

Матиас очнулся через несколько часов, ещё один раз в больнице. На этот раз, в отличие от предыдущих, он был в сознании и сразу вспомнил каждый момент последних безумных часов. У его дверей вновь стояла охрана, но на этот раз её поместили туда не для защиты. Теперь именно он находился под стражей. Он был убийцей, обвиняемым в двойном убийстве. Матиас обрадовался когда проснувшись, не увидел в своей палате Скарлетт, поскольку не знал, что ей сказать. У него бы даже не хватило смелости посмотреть ей в глаза. Она видела и слышала всё. Грязные слова, которые он сказал Оксане, их яростное соитие, заключительную стрельбу. Скарлетт видела, как он убил женщину, которую трахал, и видела, как сделал это прямо на пике удовольствия того скотского совокупления. Как она могла его простить? На этот раз ему казалось такое невозможно. Сколько бы Матиас не пытался скрыть эту часть себя, сколько бы он не пытался измениться, в итоге он показал себя таким, кем был на самом деле. Монстром.

Матиас испытывал боль, пытаясь двигаться и дышать, но через несколько дней должен пойти на поправку. Пуля, которую Курт вонзил ему в грудь, не повредила ни одного жизненно важного органа. Открылись и снова кровоточили только душевные раны. Матиас и на этот раз отреагировал как раньше: впал в какую-то безропотную апатию. Он перестал разговаривать, не спрашивал о Скарлетт или о ком-то ещё. Он слушал лечивших его докторов и медсестер, поражаясь их доброте, человечности, которую проявляли к нему. Этого понять Мати не мог, поскольку думал, что не заслуживает такого отношения.

Когда для допроса пришли полицейские, он признался во всем: о контракте с Оксаной, своей работе эскорта, шантаже, наркотиках и том, что случилось ночью. Матиас ожидал, что его отведут в камеру и закроют навсегда. Менее чем через двадцать четыре часа ему назначили встречу с психиатром. Им оказался мужчина, с которым Матиас не хотел разговаривать и поэтому тот ограничился кратким монологом. Мати слушал как он болтает, говорит о шоке, «посттравматическом расстройстве», депрессии и лекарствах. Матиас не понимал, что доктор имел в виду.

— Я убийца. Нет лекарств, которые могут такое излечить, — ответил он.

Доктор улыбнулся с мягким и обеспокоенным выражением.

— Это решит суд присяжных, но, судя по имеющейся у меня информации вы не являетесь палачом. Вы защищали себя, свою женщину и вашего ребенка. Поверьте мне, я сделал бы то же самое, не моргнув ни разу.

— Моя девушка видела всё... всё… — сорвалось с его уст. Возможно, Матиас искал кого-то, кому излить свои тревоги. Но доктор продолжал ему улыбаться.

— Ваша девушка плачет за этой дверью, потому что ей не позволяют войти. Последние несколько часов она провела в полицейском участке, и, хотя мне не позволено знать, о чём шла речь, конечно, она не похожа на женщину, которая злится на увиденное. Нам пришлось дать ей успокоительное, настолько она была обеспокоена. Я на самом деле надеюсь, что полиция позволит ей войти в палату, как только они получат данные, необходимые для начала расследования. Сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы встретились прежде, чем её перевезут… в другое место.

К сожалению, опасения Матиаса были вполне обоснованными. Его обвиняли в двойном убийстве и он проходил по делу в расследовании против влиятельной семьи преступников. Полицейское управление Сан-Франциско отказало ему в любых контактах.

Снова увидеть своих братьев и Скарлетт он сможет в тюрьме, после допросов и принятых судьей решений по поводу его прав на посещения.

В полицейский участок из больницы Матиаса сопровождали в наручниках. Скарлетт ждала снаружи больницы, но он не увидел её, потому что был ослеплен вспышками фотографов. Матиас даже не услышал отчаянного голоса, зовущего его посреди окружающих шума и суеты. Склонив голову он сел в машину, смирившись с ценой, которую заплатит за свои действия, и решив снова махнуть рукой на свою жизнь. Когда он прибыл в полицейский участок, его встретила та же толпа репортеров и зевак, возбужденных столь извращенным и жестоким делом. И он снова шёл с обращённым к земле взглядом, ощущая толчки справа и слева. На следующий день каждая проклятая газета выйдет с его склонённой головой на первой полосе. Матиас представлял их сенсационные заголовки, его жизнь снова выставлена на показ. Когда он был лишь одним из многих лиц, которые питали сплетни, журналисты никогда не удосужились копать за пределами глянцевого изображения красивого профессора и загадочной дочери миллиардера. Но теперь все будут знать о нём: его историю, о потраченных на продажу себя годах и про наркотики. Его тошнило от этого.

Матиаса втащили внутрь, чтобы сделать снимки для оперативно-разыскных альбомов и снять отпечатки пальцев. Он достиг безумного финала своей гонки, эффектно разбиваясь.