Между нами только ночь

Так вот этот наш Байкалов написал книгу под названием “Бои и сражения Наполеона”, которая вышла в солидном военном саратовском издательстве. Она огромная, тяжеленная, Байкалов ее сорок лет писал, десять – издавал, а теперь привез в Москву дарить двоим своим лучшим друзьям. Но оказалось, что один ослеп, а другого давно нету на белом свете.

Как же можно откладывать всё в такой долгий ящик?

Нет, понятно, человек царит в преходящем. Его слава эфемерна. Если хотя бы попробовать осмыслить это, вся наша суета исчезнет, уступив место полному благородства безразличию.

Несколько лет, черт побери, я прожила в ожидании какого-то упоительного сообщения. Кажется, достаточно, чтобы погасить всякую надежду.

– Да! – сказал Юрик, тщательно обследовав погрызенную картинку. – Это следы собачьих зубов и слюней. К тому же она перемазана с двух сторон в помёте какой-то крупной птицы. Мое терпение иссякло. Звони Елене и говори, что ты расторгаешь с ней договоренность!

Я стала звонить, я звонила на протяжении получаса, собравшись с духом, набравшись смелости, будучи на сильном взводе, решившись перейти Рубикон и сжечь корабли. Всё время было занято. В конце концов обнаружилось, что я набираю свой собственный номер.

Тогда мы с Юриком поджарили яичницу, съели по бутерброду с сыром. И вот я, увы, уже не с тем запалом набрала ее номер.

Она взяла трубку.

– Ало?

Я почему-то не сразу откликнулась.

– Ало!..

– Елена Федоровна? Это Маруся.

– Ну, здравствуй, Маруся, – сказала она своим голосом ночным.

Как странно, что мир катится в тартарары, в тумане предвечного хаоса рушатся цивилизации, а голос человека остается неизменным.

– Звоню вам сказать, что расторгаю нашу договоренность, считаю себя свободной и прошу вас отдать мне рукопись.

– Я что, тебе мало заплатила? – спросила Елена, помолчав.

– Без денег, конечно, не проживешь, – говорю, – но не для этого я написала свою книжку.

– Тогда тебе придется вернуть гонорар.

– Любой издательский договор истек бы за это время. Вы не знаете законов об авторских правах.

Юрик мне подсказывает:

– Я буду с вами судиться.

– Я буду с вами судиться! – говорю я.

Она сказала:

– Судись.

Тогда я решила забыть об этой рукописи. Забыть и всё. Ну не судиться же с ней, в самом деле! Тем более я тот еще сутяжник. Недавно один мой знакомый писатель – боец, не чета мне! – рассказывал, как ему где-то отказали в виски, он пошел в другое место – ему и там тоже отказали, он в третье отправился, ему опять отказали!

Я говорю:

– Да что ж это за наваждение! Такому человеку заслуженному в трех местах отказали в виски!!!

– Не в виски, дура! – воскликнул он. – А в иске!!! Я тебе рассказываю, как я ходил по судам, а не по кабакам, идиотка! Ты и представить себе не можешь, что я уже три года живу на компенсацию морального ущерба!..

Я немного еще погоревала, потом думаю: чего я буду горевать, хрен с ним, мне уж давно пора прибегнуть к технике разочарования. Где ты, подбадривающая трость Гуй-шаня? Опустись на мое плечо, ибо я опять забыла (хотя сколько раз твердил мне в прошлых и позапрошлых кальпах Желтый Владыка!), что важна не честность и преданность, а смутность и непредсказуемость.

Давно сочинил Он свою книгу, давно достиг просветления, а книга Желтого Владыки всё еще не вышла в свет, не достигла глаз читателей.

– Настоящая книга не должна быть напечатана, – Он когда еще объяснял мне. – Мудрые мысли не могут быть прочитаны. Брось эту затею с книгой, не трать попусту времени. Жизнь слишком быстра для слова. Любое наше утверждение вмиг окажется чучелом птицы, чей стеклянный глаз бессмысленно уставится в пустоту. Иди в Царицыно или в другой какой-нибудь парк, там еще не все листья облетели. И посмотри на деревья.

В тот день я вновь услышала свое сердцебиение рядом с травой и листвой.

А ночью мне приснился сон, что я – огромная – стою меж небом и землей.

Из солнечного сплетения у меня во все стороны тянутся сияющие нити. Вокруг – люди, люди… Как стаи птиц или как листья, поднятые в воздух осенним ветром. И солнечными нитями своими я связана с их пуповиной.

Когда-то, когда я отдала “Загогулину” Елене, у нас за стеной появилась маленькая девочка, она часто плакала ночами, была крикунья, потом – нетрудно догадаться – ее стали учить на фортепиано. А вчера за стенкой случился скандал, и я отчетливо услышала, как она сказала твердым голосом:

– Старики, если вы будете давить, я уйду из дома!

Так шли луны и годы. И ничто не нуждалось в том, чтоб мы это оценивали.

Однажды у меня опять зазвонил телефон. Это была Юля.

– Маруся? – она окликнула меня. – Что слышно? Знаешь, когда я у своего дедушки спрашивала: “Что такое старость?”, он отвечал: “Старость – это постоянная усталость и перечитывание классиков”. Я почти полностью погрузилась во мрак и не могу читать, вот в чем ужас. Как наркоман, испытываю ломку. Развлекаюсь тем, что по телевизору смотрю мексиканские сериалы. Но женится он на ней или не женится – мне, видно, узнать не суждено, потому что время у них там идет – реальное.

– Давай я приду, – говорю, – и почитаю тебе вслух?