Между небом и водой (СИ)

Через три времени после того, как Найрон пришел в себя, дедушка с бабушкой получили шворха с письмом и засобирались домой. Они разговаривали с отцом, но внукам не объяснили причин отъезда. Так что уже второй месяц Найрон оставался с Люцисом и Креей дома. Правда бабушка уговорила отца позволить ему уходить к Рену, заставив младших поклясться, что они ничего не вытворят, пока он будет в гостях.

Вскоре после того, как Найрон начал приходить к ним, Десторы пригласили все семейство Нотисов в гости. Они так сочувствовали отцу и обещали по-соседски поддерживать его, сказали, что он может рассчитывать на помощь, какую они вообще способны оказать…Отец их поблагодарил, но просить о помощи не спешил. А Найрон вообще не понимал, как они не догадываются, что именно Герг виноват в смерти мамы? Как они могут быть такими милыми с ним, так ему сочувствовать, если он сам не захотел хотя бы попробовать ее спасти?

Впрочем, Десторы бывали дома редко, не чаще, чем раз в пять дней. Отец Рена – Дэвис, худощавый и высокий, с бледным лицом и такими же жиденькими серыми волосами как у сына, создавал впечатление болезненного и слабого человека. Но когда он начинал говорить о чем-то интересном, его глаза загорались, лицо приобретало розоватый оттенок, а голос становился сильным и уверенным. Найрону понравилось слушать рассказы о его работе в Библиотеке, о других городах. Эсайя была его ровесницей, но выглядела, как совсем молоденькая девушка. Найрону все время казалось, что ей от силы лет пятнадцать: волнистые светлые волосы пушистым ореолом обрамляли ее узкое лицо с большими, будто удивленными, голубыми глазами. Она часто смеялась и шутила, рядом с ней становилось так светло и уютно, совсем как с мамой. Найрон жалел, что она не бывает дома чаще, но в Одорите действительно слишком мало лекарей.

Отец Рена говорил, что стать лекарем способны очень немногие высшие мыследеи, что это редкий дар – уметь влиять на человеческое тело. А еще он сказал, что каждый мыследей, у которого такой дар обнаруживается, в определенный момент принимает решение, кем ему стать: лекарем или гаскером – устранителем Собрания. Потому что этот дар дает способность не только лечить, но и убивать так, что никто не поймет, что это убийство. Найрон и Рен с содроганием спросили у Дэвиса, для чего Собранию устранители. Он ответил, что у любого городского Собрания есть враги, которые скрываются среди обычных людей и хотят причинить вред ему, а значит и всем горожанам, которых оно охраняет. И устранители нужны для того, чтобы найти таких людей, и защитить от них остальных. Правда, на этот вопрос он уже отвечал неохотно, будто сожалея о том, что вообще затронул эту тему. Когда же мальчики стали наперебой спрашивать, что за враги есть у Собраний, как их находят и что будет, если гаскер ошибется, он махнул рукой и, пробормотав, что и так рассказал слишком много, посоветовал им подождать старших классов школы, где им все обязательно объяснят.

– Опять – школа! – выпалил Найрон, когда после разговора они на платформе Десторов играли в редук.

– А кто еще…? – подняв голову от костяных шаров, поинтересовался Рен.

– Мама… Я хотел, чтобы она купила мне учебник о влиянии на воду, а она разозлилась… Сказала, что я не должен дома заниматься по учебникам, что должен дождаться школы.

– Школа, – в голосе Найрона послышалась горечь, – мне туда еще поступить надо. И учиться так, чтобы не исключили. А если опять ничего не будет…

– У тебя все получится, – перебил его Рен и кинул синий шар в фигуру из красных и желтых шаров. Те разбежались в стороны, составив новый рисунок, который давал Рену всего лишь три очка.

– Шесть – девять, – радостно прошептал Найрон. Потом сделал настороженное лицо и внимательно вгляделся в глаза Рену, – ведь ты не поддаешься?

Тот возмущенно помотал головой и передал ему синий шар, улыбнувшись украдкой.

Дни сменяли друг друга. За временем живых дождей пришло время хрупких колонн. Найрон и Рен часами стояли у окна и любовались застывшими струями недавно живой, тягучей воды. Теперь они были неподвижными, возвышались до неба, переливаясь на солнце разноцветными бликами, и постепенно осыпались сверкающими осколками. Караванщики защищали караваны самыми мощными воздушными куполами, а высшие не рисковали летать в это время самостоятельно.

Потом пришло время колючей воды: осколки осыпавшихся колонн покрывали воду до горизонта. Где-то они втягивались неизменной водой, где-то держались на поверхности лениво вращающихся водоворотов, царапая воздух острыми углами и гранями.