А между тем еще в 1946 г., когда в Таджикистане развертывались широкие археологические раскопки, о существовании древнего Пенджикента знали лишь очень немногие, да и само название «Пенджикент» встречалось в работах наших историков, археологов и востоковедов чрезвычайно редко. Согдийский город Пенджикент (точнее, Панчакенд) был совершенно забыт, а его остатки — городище древнего Пенджикента — оставлены без внимания. Но вот появились «письмо из Согдианы» и вся коллекция документов с горы Муг, и домусульманский Пенджикент стал медленно выступать из забвения и неведения: на его городище дважды побывал известный советский археолог, один из первооткрывателей культуры древнего Согда, Г. В. Григорьев, местный археолог В. Р. Чейлытко начал на его территории раскопочпые работы, правда бессистемные, и — увы, мало результативные. Однако еще в 1946 г. многое в характеристике городища оставалось фактически неизвестным, и если бы не большой опыт и тонкое историческое чутье А. Ю. Якубовского, который после первого года широких разведочных работ из многочисленных городищ Таджикистана выбрал в качестве основного объекта раскопок возглавляемой им экспедиции именно это городище, кто знает, когда бы еще открылись перед нами широко известные сейчас памятники культуры и искусства древнего Пенджикента.
Ранней весной 1945 г. в Москве собралось Всесоюзное археологическое совещание. На нем и было решено создать крупную экспедицию для всестороннего изучения территории Таджикистана, который к тому времени еще оставался «белым пятном» на археологической карте нашей страны. Руководить этой экспедицией было поручено А. Ю. Якубовскому.
Год спустя, разбившись на три отряда, сотрудники экспедиции приступили к разведочным работам. Летом 1946 г. Верхнезеравшанский отряд, возглавляемый начальником экспедиции, впервые появился на тихих тенистых улицах Пенджикента. В этом отряде довелось работать и автору настоящих строк.
Дорога, ведущая на юг, в селение Кош-тепе, привела отряд к источнику Кайнарсу, вытекавшему из-под горы, на вершине которой виднелся оплывший холм древней цитадели, а еще выше тянулась небольшая горная гряда. С трудом поднявшись на эту гряду, мы огляделись вокруг. На севере, за широким каналом Токсан-кариз, проходящим по самому краю первой зеравшанской террасы, расстилался сплошной зеленый массив садов, огородов и окрестных полей. Среди этого зеленого моря терялись не только отдельные пригородные дома-усадьбы, но и большинство построек современного города. Еще дальше к северу светлой, сверкающей на солнце, полосой извивался Зеравшан, а за ним грозной стеной вставали разноцветные голые скалистые громады Туркестанского хребта. Налево вдаль уходила выжженная желтая степь второй зеравшанской террасы, по которой на запад, в Самарканд, тянулась за горизонт лента автодороги. Направо же гряда за грядой вырастали горы Зеравшанского хребта, увенчанные покрытыми вечными снегами синими остроконечными пиками. И на фоне гор к востоку от цитадели, за извилистым оврагом, по которому проходит дорога на Кош-тепе, окруженное четким валом древних крепостных стен лежало пенджикентское городище. Отсюда, с высоты горного кряжа, была видна линия стен, ворота, выносные башни, какие-то высокие холмы, занимавшие всю территорию древнего города. К востоку от городских стен находились отдельные бугры — остатки загородных домов и усадеб, а южнее этого пригорода — несколько десятков мелких холмиков: пенджикентский некрополь (рис. 89).
Долго бродили мы в тот раз по выжженной солнцем земле древнего Пенджикента, собирая подъемный материал и радостно вскрикивая, когда вдруг (а случалось это, к сожалению, крайне редко) кто-нибудь из нас помимо черепков битой посуды приносил А. Ю. Якубовскому что-нибудь менее обычное: позеленевшую медную монету или же небольшую глиняную фигурку. II как сейчас помню ту зависть, которую вызвала у пас, студентов (да, думаю, что и пе у одних пас), находка архитектора В. Л. Ворониной, ныне доктора исторических наук, — часть глиняного сосуда с оттиснутым еще до обжига изображением изящной женской головки. И, чем дольше бродили мы по пенджикентскому городищу и чем больше становились наши сборы, тем увереннее А. Ю. Якубовский твердил нам, что здесь надо копать «широкими площадями», копать много лет. Относительная однотипность больших всхолмлений и почти полное отсутствие в собранном нами подъемном материале поливной (глазурованной) керамики, получившей! широкое распространение в Средней Азии в IX–X вв., убеждали А. Ю. Якубовского, что древний Пенджикент погиб в VIII в., в грозные годы арабского завоевания, жизнь в нем прекратилась быстро, а дома, разрушаясь и оплывая, постепенно превратились в схожие между собой крупные землистые холмы.