Между Памиром и Каспием

Что же представлял собой замок на горе Муг и какова была его история? Говоря о ночлеге чабана Джур-Али Махмад-Али на голой вершине горы Муг, мы уже отмечали там небольшой землистый холм. Этот холм образовали засыпанные рухнувшей кровлей и верхними частями стен, овеянные ветрами, замытые дождем и снегом и превратившиеся в конце концов в простой бугор жалкие остатки былого укрепления. В результате работ экспедиции А. А. Фреймана и последующих раскопок 1946 г. в этом землистом бугре четко выявились нижние части степ и вся планировка древней постройки: пять параллельных, вытянутых с юга на север узких сводчатых комнат, соединенных на севере четырьмя арочными проходами. Выяснилось, что это здание составляло лишь основную постройку небольшого горного замка: к зданию примыкал двор, окруженный, очевидно, крепостной стеной. Все укрепление располагалось на мысу: с севера и с запада этот горный мыс омывает Зеравшан, с востока — речка Кум, впадающая в него.

В целом все это небольшое укрепление отнюдь не производит впечатления сильной ключевой крепости. Через гору Муг не проходит (и, вероятно, никогда не проходила) никакая важная трасса. Единственная, по-видимому, тропа, по которой можно было попасть сюда, вела с юга, по ущелью речки Кум; эта тропа была не более чем ответвлением караванной дороги, идущей через сел. Кум, лежащее на 6–8 км южнее. Замок на горе Муг мог быть всего лишь одним из звеньев цепи горных наблюдательных укреплений, окружавших сел. Кум, близ которого и поныне высятся грозные руины крупной крепости.

Рис. 86. Плетеная сетка для волос с горы Муг

Между тем экспедиция 1933 г. нашла здесь настоящие научные сокровища. Среди многочисленных бытовых находок из замка на горе Муг были образцы китайских и согдийских шелковых тканей и плетеные кружевные сетки для волос (рис. 86); деревянные изделия, такие, как деталь ткацкого станка, поварешка и части какой-то обтянутой кожей шкатулки; мягкий кожаный сапог и часть также кожаного фартука с отпечатками некогда нашитых на него металлических пластин; отдельная пластина от такого защитного доспеха и бляхи от пояса; деревянные и камышовые, покрытые яркой раскраской древки стрел и маленький изогнутый ножик виноградаря; обломки китайской лаковой посуды, грубые лепные глиняные котлы и верхняя часть миниатюрного стеклянного флакона. Научное значение многих из этих находок особенно велико, так как ни в Пенджикенте, ни в других раскапываемых археологами в Средней Азии согдийских поселениях не сохранились (из-за более влажного, чем на горе Муг, климата) ни ткани, ни деревянные изделия. Еще большую научную ценность имели находки в замке на горе Муг согдийских монет, давших первый толчок к изучению нумизматики Согда VII–VIII вв., и части деревянного, обтянутого кожей, парадного щита с красочным изображением всадника (рис. 87) — первого найденного памятника древней, до-мусульманской живописи Средней Азии вообще (вспомним, что в то время науке не были еще известны ни стенные росписи, ни глиняная скульптура).

Рис. 87. Парадный деревянный щит с горы Муг (верх и низ обрублены)

Но самую громкую, всемирную известность принесли горе Муг все-таки памятники письменности, те самые 76 рукописных документов, о которых мы уже говорили выше. Большая их часть (согдийские тексты) была, правда, дешифрована лишь в самые последние годы, четверть века после того, как они были найдены. Но один из мугских документов, написанный по-арабски, был прочитан уже в 1934 г. И именно он раскрыл загадку небольшого горного замка на горе Муг и рассказал о существовании крупного, неведомого ранее, согдийского княжества.

Эта мастерская дешифровка изъеденного червями и временем арабского документа была осуществлена акад. И. Ю. Крачковским, замечательным арабистом, имя которого известно далеко за пределами СССР. В своей книге «Над арабскими рукописями», чудесном гимне трудолюбию в науке и верному служению ей, И. Ю. Крачковский посвятил арабскому документу с горы Муг специальный раздел, где подробно и увлекательно рассказал о ходе исследования и о научном значении этого «письма из Согдианы». «Смятый, слежавшийся в земле за двенадцать веков кусочек кожи, — писал он, — не мог скрыть своих тайн от острого анализа палеографа, не мог отмалчиваться при очной ставке с историком». «Письмо из Согдианы, — писал он далее, — оказалось не только выдающимся, исключительным памятником арабской палеографии, но и первостепенным историческим источником».