Предложение отключить голову в действительности лучше всего включает голову. Отключить голову – это отключить навязчивый диктат стандартных, а потому чужих норм и реакций, чужого опыта. И тогда проявляются собственные настоящие чувства, желания и адекватные способы, адекватные данному моменту, данной ситуации. Появляются в освобожденной своей голове, включенной с помощью решения отключить голову.
Поскольку у человека всегда как бы две головы – своя и чужая, сложенная из ограничений, запретов, предписаний, страхов, желаний понравиться, что-то доказать и чего-то избежать…
Отключить голову – это именно отключить чужую голову.
Предел осознанности – это вроде легкой китайской ширмы, которую я ношу с собой и ставлю там, где хочу. Когда устаю, или останавливаюсь в силу каких-то других причин, то ставлю ее и говорю: вот, пока всё, это предел… А потом могу опять взять и понести дальше… Предел осознанности – это не стена вне меня, это мой реквизит.
Условием достоверности любого сознательного интереса есть наличествующая внутри него свобода, предположительность, возможность допустить иное. Сознание не следует ценностям, нормам и правилам, – оно исследует их.
Когда мы говорим о философии или смысле истории, мы как будто предполагаем в ней действительное наличие смысла и логики. Но если мы рискнем говорить о психологии истории, то разговор пойдет о способности встречать и проживать (переживать и осмысливать) уникальные события и феномены во всеобщем поле неопределенности.
Психология истории равнодушна к идеологическим снам и фантазиям и внимательна к феноменам. В феноменологическом подходе историческая реальность и конкретная историческая событийность действительно важны. В феноменологическом подходе никакой другой реальности, кроме исторической, не существует.
В идеологическом подходе не существует реальности. Любой идеологический подход воспроизводит замок Великого Инквизитора, где местная традиция понимания Бога оказывается важнее самого Бога.
Наша духовная жизнь, верования, идеи о закономерностях и таинствах бытия весьма вероятно являются источником представлений об истории. Но есть существенная разница между источником и течением, между предпосылкой и осуществлением. Источник можно только представлять, течение – наблюдать.
Превращение истории из «рассказывания событий» в «науку об исторических законах и закономерностях» – это не только метафорически, но и фактически превращение из живой музы в набор схем. И это – подмена и утрата…
Любой предмет можно мыслить, как историю предмета – и как теорию предмета. История строится на событиях, теория строится на схемах и законах. История, как способ понимания, противоположна теории, как способу понимания.
Специфика исторического мышления и понимания помогает осознанно разместиться человеку в поле неопределенности реального бытия.
Точные науки возможны только в отношении несуществующего в реальности. Точны могут быть абстракции, схемы, искусственные объекты и процессы. И, напротив, всё сущее – неточно и неформульно.
Любое реальное событие есть именно случай, случайность.
Реально существующее всегда неповторимо и исторично. Законы, закономерности присущи лишь теориям, то есть отражениям реально существующего.
Обычным человеческим восприятием мы видим не людей и не события – мы видим свое восприятие людей и событий. Чаще всего этого достаточно. Чтобы встретиться с ними реальными, должна быть серьезная личная потребность.
В смыслоориентированной исторической традиции невозможно отделить реальность от мифа, отделить «так было» от «так было воспринято». Смыслы и значения в истории относятся к феноменам восприятия, а не к феноменам реальности.
История повествует не о том, что было, а о том, что об этом стало известно. О том, как это воспринималось и осмысливалось.
Воспроизводимые историком события уже не являются актом бытия – они теперь акт мысли. Поскольку любые реальные события невоспроизводимы по сути своей. Воспроизводимы представления и идеи.
Фантазии о причине события мешают видеть и воспринимать содержание события.
Античное понимание судьбы – героическая предопределенность. Идеал жизни – героизм покорности, подвиг принятия своей предначертанной судьбы.
Современное экзистенциальное понимание судьбы – трагическая свобода. Трагизм состоит в том, что не на кого переложить ответственность и бремя собственных желаний и собственного выбора, что нет правильного пути и правильного выбора, что твоя свобода – только твоя, и она-то и есть твой выбор.
И награды за него не будет… Награды вообще присущи только империям, авторитарным структурам и собачьим выставкам.
Революции, как и другие формы коллективных истерик, не приносят свободы. Они лишь приводят к смене репрессивных сверхценных идей и порабощающих паттернов. Кроме того, они ослабляют общественный организм, который становится теперь более открыт и доступен пиршеству различных инфекций и паразитов.