Между роботом и обезьяной. Искусство найти в себе человека

Чаще всего – это потребность быть хорошим для кого-то очень важного. Будешь хорошим – получишь любовь (прозвучит очень странно, но нередко дикие случаи насилия – это извращенное желание добиться любви, только не объекта насилия, а кого-то третьего). Пытаешься изо всех сил быть хорошей матерью и предъявить эту хорошесть собственной маме (реальной или уже существующей только в собственной душе, не столь важно). А тут этот ребенок своим своеволием и своей «неправильностью» ломает всю картину, и уже ничего не предъявишь презрительно сморщившейся матери, никак не заткнешь унижение и тревогу. И ребенок становится просто объектом, о который разбивается ярость и боль мамы от того, что опять она плохая, недостаточно хорошая для своей мамы или для своего отца. То есть перед вспышкой гнева на считаные доли секунды возникают стыд или вина, но они, к сожалению, промелькают слишком быстро для осознавания… А может, на ребенка обрушится не ярость, переходящая в рукоприкладство, а холодное и презрительное молчание – тоже насилие, тоже имеющее своей целью сломать, подчинить и предъявить сломленную волю в качестве подарка кому-то третьему. «Видишь, я справилась…» Извращенная, изуродованная – но потребность в любви…

В глубине души домашних тиранов прячутся униженные, испуганные дети, над которыми постоянно и непрерывно издеваются образы родителей или каких-либо других значимых взрослых. В отчаянной попытке заткнуть этот ад люди пытаются использовать других людей, попавшихся под руку, в качестве объектов, чтобы заставить замолчать внутренних тиранов – или, может быть, даже завоевать их любовь. «Когда моя бывшая жена не подчинялась мне, я испытывал страшное унижение как это, мне не подчиняется какая-то баба, какой ты после этого мужик?! Мой отчим так издевался надо мной в моем детстве. И я ударил ее… Как сейчас понимаю, хотел этому голосу отчима в душе предъявить послушную, покорную бабу. И себя – такого «настоящего мужика».