Спусковой крючок насилия
Мне доводится иногда разговаривать с мужчинами, которые систематически прибегали к прямому насилию в семье – били «своих» женщин, в том числе и в присутствии детей. Потом шло «примирение», и дальше по накатанной, хорошо известной колее. Причем это были не какие-нибудь ужасные психопаты (эти с психологами не разговаривают), а обычные мужчины, по которым и не заподозришь избиений – никаких тебе квадратных челюстей, бугрящихся мышц и дикого взгляда. В их личной истории – бездна физического и психологического насилия уже над ними, когда их пытались сломать в труху и «пересобрать» в удобную, правильную для родителей модель. Правильная модель не получилась – только изуродованная шрамами старая, а неспособность остановиться, когда сталкиваешься с чужой и не поддающейся тебе волей, – усваивается. Встречаешься с чужим «нет» или возмущением? Нужно только надавить…
Когда эти мужчины, ужаснувшись в конце концов тому, что они делают (а так бывает нередко, и ниже речь идет только о таких), идут к психологу, они думают, что, отказавшись от физического насилия, уже сделали все необходимое для того, чтобы можно было бы «договариваться» с подругами, женами или уже бывшими спутницами. И обнаруживается, что они вообще не могут осознать то, что является насилием – в их сознании это только битье.
– Бесконечно звонить и слать смс о том, что любишь – это не насилие, это инициатива в отношениях, показывающая, как мне не все равно, как я ее люблю.
– Но она же четко и ясно тебе говорит – не звони мне и не забрасывай смс, я их просто боюсь.
– Но как же мне тогда показать, что я ее люблю?
– Да очень просто. Услышать ее «нет».
– Но тогда у нас никаких отношений может и не быть! Я так не хочу! (за этим прячется маленький ребенок, топающий ножками и истерично требующий желаемое у родителей).
– А ты можешь хоть раз увидеть за своим «я так не хочу» ее «я так не хочу»?
Конечно, не могут. Как родители не видели их собственное «не хочу», они не воспринимают «не хочу» другого человека, если оно не подкреплено силой. Они не могут остановиться из-за того, что насилие в детстве сохранило способность бояться, но выжгло любые другие чувства (сострадание, уважение, жалость…), которые могут остановить насилие.
И со страхом есть один парадокс. В глубине души многие из этих мужчин остались перепуганными детьми, ожидающими насилия, и они не способны поэтому осознать, что внушают ужас тем, кого избивают. Как это, я – и внушаю ужас?! Да я же перестал тебя бить, нет битья – нет страха… «Я тебя боюсь» воспринимается как недоразумение или даже оскорбление – я сам несчастная жертва, как можно меня бояться? Ты просто дай мне то, что я хочу, и все будет хорошо.
И еще один момент, не осознаваемый этими мужчинами. Для того чтобы хоть о чем-то договариваться (например, по поводу детей), нужно быть человеком, которому доверяют, на которого можно положиться и в контакте с которым есть ощущение безопасности. Как можно положиться на человека, который не способен не бить? Не может себя остановить от того, чтобы писать смс, звонить, приходить в «общий» дом или на порог квартиры, не засыпать подарками, то есть раз за разом пытается взломать чужие, много раз обозначенные, границы? Как можно договариваться с атакующим врагом? И это бывает очень сложная задача для таких мужчин – осознать себя опасными, хищными и атакующими животными, которых боятся и от которых бегут, а не несчастными жертвами обстоятельств/ родителей/женщин. Парадокс – через присвоение этой своей опасности (через сопутствующий стыд и распознавание границ собственных сил) может быть выход из круга насилия. Правда, до этого доходят очень немногие…
