Между синим и зеленым [сборник]

Дембель уверенно нащупал в его кармане ключ, обнаружил Костину пятихатку и, засияв, предложил взять в дорогу пива.

– Нет, оставь, – возразил Костя, – есть у меня деньги.

Старенькая «Волга» радостно заурчала, когда Костя занял водительское место.

Не поняли пацаны, что мужик ничего не просил. «В рай, в рай, рай…» – долго еще шептал он.

6

Он думал, ведут к начальнику. После какого-то по счету карцерного застоя Денис решил завязать с чернотой и добить оставшиеся два года без авторитетного розжига, козырной масти, кастовой требухи. Корявил желудок – местный врач попросил плюнуть в стаканчик, после чего на глаз определил язву.

– Меньше курить, больше зелени и фруктов.

Денис напомнил, что тюрьма хоть и дом родной, только не курорт. Он решил завязать с табаком. Тяжело прощался с единственной здешней радостью. На сигареты играли в карты. За сигареты можно было чиркануть строчку в соседний корпус. Ради сигарет дрались. Драки иногда заканчивались ножом. Иногда нож заходил так глубоко, что начинала кипеть жизнь. Возбуждали дело, кошмарили хаты опера, уводили основных, и те молчали, молчали, молчали. Какое-то время зона дрожала, а потом мокруху вешали на суицид, отписывались рапортом в Москву и трубили прежним скучным ритмом.

Сидел Денис с зеленой щелочью, молодыми кайфоманами, реже – с бытчиками химии. «Два-два-восемь, папиросим». Говорил он коротко, говорить было не с кем, слова попусту не тратил, ждал.

– Ты кто по жизни? – спросил его один.

В бычьи игры Денис не играл. Ответил раз и навсегда:

– Я с той станции, куда ты не доедешь.

Его не трогали. Его не боялись и не уважали. Его старались не замечать. Жил он сам по себе, без суеты и спешки.

Рассмотрев комнату краткосрочных свиданий, когда завели его, пропащего, для встречи с кем-то из мира живых, Денис обрадовался.

– С какой стати? – с просил дежурного. Тот развел руками – откуда мне знать. Мое дело маленькое: наблюдай за порядком, слушай, о чем говорят.

Ни о чем таком не говорили.

Денис спросил, как дела у матери. Костя ответил «нормально» и долго-долго всматривался в брата, пока тот не психанул.

Его прорвало: как с неба дождь, загрохотали стеклянные капли объяснений. Они бились и разбивались и звучали с такой силой (пойми же), что Костя глянул на дежурного сержанта (сделай хоть что-нибудь), но тот ничего не мог сделать, ведь порядок Денис не нарушал.

Сержант всякое видел. Каждый вторник и четверг наблюдал он, как плачут родственники, жены и матери, как держатся осужденные, как бестолково складывается разговор.

Денис говорил, что устал. «Я нормальный человек на самом деле. Я так больше не могу». Мать всегда говорила: «Кровь никуда не денешь», и Костя хотел бы помочь брату, но что тут сделаешь, как поможешь.

– Ты главное матери скажи: я вернусь обязательно.

– Да скажу, скажу, – уверял Костя.

Сержант посматривал на часы, но куда было торопить братьев. Говорили мало, и время повернулось к свиданке спиной, опустила голову минутная стрелка, задремала часовая. И Денис прекратил трещать.

Костя рассказывал, как служил в армии, как осточертели ему шакалистые офицеры и как рад он был вернуться. Он сказал: «Еще три года», и Денис, не выдержав, хватился за голову и замычал.

– Чего ты, Дэн? Денис, ты че?

– Я больше не могу, – повторял.

Сержант проронил однозначное «Неверов». Костя растерянно глянул на дежурного.

– Неверов! – повторил сержант. И Денис перестал.

– Ты знай, мы тебя все ждем.

– Все – это кто? Ты да мать.

– Старшой постоянно спрашивает. Это он же помог, он меня привез. Договорился с этими, – махнул Костя в сторону сержанта, – ну, не конкретно с этим, с верхушкой, наверное, то есть…

Костя не договорил, Денис не дослушал.

– Ты чо! – крикнул брат. – Ты ошалел? Да ты хоть знаешь, сопливый, что это все Старшой?! Это он замочил того, это он тут должен гнить. Это я, дурак, грузанулся. Иначе бы мы группой пошли. А ты знаешь, что такое группа? Это минимум два года плюсом. Старшой! Да гнать его в щель! – орал Денис во всю глотку.

Срывался голос, все тише и тише, через силу плевался Денис.

Потом прошли силы, и стало так неудобно и тесно, что зажали стены, опустился потолок и снова запахло тюрьмой.

– Меня тут в ментовку звали работать. Представляешь? – засмеялся Костя, пытаясь о чем-нибудь другом поговорить.

– Ну, а ты чё?

– Ну, а я чё. Нет, конечно, не согласился, – с гордостью ответил Костя.

– Ну и глупый, – сказал Денис, – надо жизнь устраивать. Ты у матери один. Ты о ней подумай.

– Да я думаю, что ты мне объясняешь.

– На меня-то не рассчитывай. Я уже списанный экземпляр.

– Да ладно тебе, – продолжал Костя.

– Складно. Гони этого Старшого и передай, что я все помню. А он ответит.

– Хочешь, он прямо сегодня ответит? – зачем-то предложил Костя, словно мог что-то сделать авторитетному Старшому.

– Я тебе сказал, делом займись. Работу найди. Хоть грузчиком, хоть дворником. Что у тебя, рук, что ли, нет? Голова вроде тоже на месте, ты же учился в школе, шарил там в этой математике. Армию вон прошел. Хули ты шкеришься.

– А нет никаких перспектив, – махнул Костя.