Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

…

Экз. № 2. Спецсообщение по «ВЧ».

«Весьма срочно!

Управлениям контрразведки «Смерш»

фронтов и военных округов.

Вчера, 22 марта 1944 года, в 23.40 при проведении контрольно-проверочных мероприятий на станции Владимир-2 оперативно-розыскной группой Управления контрразведки МВО [7] была предпринята попытка задержания неизвестного в форме офицера Красной Армии. Однако в результате огневого контакта с неизвестным один из оперативников, капитан Гирев Р.П., был убит, второй — ст. лейтенант Зальцман М.Е. — тяжело ранен. Неизвестный благодаря темноте сумел скрыться. Будучи в сознании, ст. лейтенант Зальцман сообщил его словесный портрет прибывшим на место происшествия сотрудникам линейного отдела НКВД станции Владимир-2. Приметы разыскиваемого: одет в форму капитана Красной Армии; рост приблизительно…

— Это что, тоже он? — спросил полковник Фролов, отложив бумагу в сторону.

— Несомненно! Убежден: лжемайор Онопко и неизвестный капитан — это все Яковлев. Приметы, «почерк» — все совпадает! — кивнул Громов. — Этот человек заинтересовал меня еще в октябре, когда мы проводили в Смоленской области операцию «Захват». С тех пор его считали утонувшим в местных болотах.

— Как же, помню. Читал отчет.

— Между прочим, при подготовке той операции я «накопал» много интересного об этом субъекте — целое досье собрал…

Несмотря на поздний час (старенький будильник на письменном столе показывал уже два часа ночи), офицеры продолжали работать над материалами по «Урагану», расположившись в кабинете Фролова.

Менее суток назад поступила первая радиограмма от «Федора» — капитана Горячева, сразу поставившая перед контрразведчиками много вопросов; особенно их заинтересовала информация о Яковлеве. Поднявшись со стула (хозяин кабинета занимал свое обычное место за столом), Громов одернул гимнастерку и неспешно прошелся до дверей и обратно, собираясь с мыслями. В тесном помещении царил полумрак: настольная лампа освещала лишь стол Фролова, заваленный различными документами.

— Эти два спецсообщения отражают одну интересную особенность в поведении этого абверовца, — задумчиво проговорил Громов и снова сел, едва заметно поморщившись — беспокоила застарелая язва.

— Какую особенность? — поднял брови Громов.

— Почему Яковлев оставил в живых тех двух офицеров в землянке — да фактически и часового?

— Ну… Допустим, сильно спешил — времени-то было в обрез!..

— Ерунда! — возразил Громов — Для такого «специалиста» воткнуть финку в сердце — секундное дело! Обычно фашистские агенты так и поступают. Разве нет?

— Ты к чему клонишь, Василий Петрович? Не хочешь ли ты сказать, что этот, как там его… Крот — большой гуманист, пожалевший наших офицеров?! А тех, на станции Владимир-2, этот фашистский ублюдок тоже «пожалел»?!

— На станции у него не было выбора, — спокойно отреагировал Громов.

Фролов удивленно посмотрел на собеседника:

— Что ты этим хочешь сказать?

— Пока не знаю. Вот думаю, анализирую… По-моему, у него нет звериной злобы и ненависти к нашим военнослужащим…

— Он классовый враг, сын царского полковника! — недовольно воскликнул Фролов. — Добровольно перешел к немцам! Раньше я не замечал за тобой адвокатских замашек в отношении подобных типов!

— Я попросту рассуждаю вслух. Мне думается, Яковлев не такой законченный гитлеровский холуй, каким кажется на первый взгляд.

— Решительно тебя не понимаю, Василий Петрович! — перебил Громова коллега. — К чему ты все время клонишь? Он матерый враг — это же очевидно!

— А убийство капитана СС, о котором нам сообщает Валет?

— Бандитские разборки — только и всего!

— Может быть… Только интуиция мне подсказывает нечто другое…