Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

— Неужели, кроме Марты, господину офицеру никто не нужен? Мы можем подыскать вполне достойную замену.

«Уж не себя ли ты предлагаешь, старая вешалка?!» — с внезапной злостью подумал подводник, высвобождая руку.

— Благодарю за заботу, — ответил он холодно. — В заменах не нуждаюсь!

Он вернулся за свой столик, а мадам обиженно надула губы и, чуть слышно фыркнув, направилась к покорно ждущему своей участи пьянице-официанту — продолжать начатый разнос.

— Господа! Прошу тишины! — поднялся с полным бокалом вина уже изрядно захмелевший старший помощник Закс. — Предлагаю тост за наше успешное наступление в Арденнах — чтобы снова, как в сороковом, скинуть этих чертовых америкашек и англичан в море!

«Блажен, кто верует…» — скептически подумал Винер. Он залпом осушил вместе с приятелями бокал дрянного хереса, потом без аппетита пожевал кусок рыбного рулета.

— Что, нет твоей латышки? — нетрезво ухмыльнулся сидящий рядом Закс. — Могу уступить свою Ингу.

Старпом неуклюже попытался пересадить сидевшую у него на коленях пьяно хихикающую долговязую девицу на колени своему командиру — при этом едва не упал вместе с ней со стула. Это окончательно вывело Винера из себя. «Да что они, будто сговорились! Сначала мадам, теперь этот — все меня сватают, черт побери!» — выругался он про себя и окончательно понял, что потерял к вечеринке всякий интерес. Он решительно встал и, сославшись на плохое самочувствие, коротко попрощался с приятелями. Не помогли даже протесты Бергмана.

— Позвоню тебе утром! — пообещал ему Винер и направился к выходу.

На улице у дверей ресторана он встретил своего давнего знакомого — еще со школьной скамьи — гауптштурмфюрера СС Рейнеке. Когда-то они учились в параллельных классах. Теперь Ганс Рейнеке занимал пост заместителя начальника городского гестапо, и Винер поддерживал с ним «шапочное знакомство» — здоровался при редких встречах, иногда обмениваясь новостями из дома и скудными сведениями о судьбе бывших одноклассников. К слову сказать, новости эти (особенно в последнее время) чаще были дурными.

— Уже уходишь? — удивленно заметил гестаповец. — Что так рано?

Сам он только что подъехал к подъезду на легковом автомобиле.

— Нет настроения, — отозвался Винер. — К тому же чертовски разболелась голова.

— Вот и надо ее подлечить доброй порцией шнапса! — пошутил Рейнеке.

При своем росте (он был почти на голову выше собеседника) и солидной фигуре одетый в длинный кожаный плащ эсэсовец выглядел весьма внушительно. Недаром еще в юности получил от сверстников прозвище Слон — о чем сейчас, казалось бы не к месту, вдруг вспомнил Винер.

— Заворачивай назад! — продолжал гестаповец. — Посидим, вспомним старое доброе время!

— Спасибо, Ганс, — в другой раз…

— Как знаешь! Если хочешь, мой шофер тебя подбросит.

— Не надо, пройдусь пешком.

Рейнеке махнул рукой, и темно-серый легковой «Опель» плавно тронулся с места. Уже взявшись за дверную ручку, гауптштурмфюрер окликнул бывшего однокашника:

— Франц, один момент!

Когда подводник обернулся, Рейнеке подошел к нему ближе и негромко сказал:

— Раз уж я тебя встретил, то позволь на правах старого товарища задать один деликатный вопрос. Следуя букве закона, я бы должен допросить тебя официально… Но, учитывая наше давнее знакомство, а также твои заслуги перед Германией…

— Ганс, давай без предисловий! В чем дело?

— Тебе знакомо такое имя: Марта Радзиня?

— Да… Я знаю эту девушку. А почему ты спрашиваешь? С ней что-нибудь случилось?

— Именно случилось, — усмехнулся гестаповец. — Она арестована и находится у нас. Мы «вели» ее последние две недели, и в отчетах агентов наружного наблюдения фигурирует, среди прочих, твоя фамилия.

— Мы встречались несколько раз, — растерянно произнес Винер. — Но это были вполне безобидные встречи… Как бы тебе объяснить…

— Так и объясни: «Я с ней спал!» Ведь так? — перебил Рейнеке.

— Да… Но…

— Больше никаких «но» — я услышал от тебя то, что хотел. Мы прекрасно осведомлены о роде занятий этой девицы из борделя фрау Якобсон! Так что вопрос о ваших отношениях был скорее формальным — ты уж извини, служба такая. Я обязан был его задать — еще раз извини!

Рейнеке хотел идти, но Винер — обычно решительный и волевой — каким-то осипшим голосом неуверенно спросил:

— В чем ее обвиняют?

Гестаповец удивленно посмотрел на моряка, потом, что-то сообразив, с нескрываемой иронией воскликнул:

— Глазам своим не верю! Она так хороша в постели, что сумела окрутить даже тебя — стойкого холостяка?! Невероятно! Ну-ка, поделись — какими позами она тебя ублажала?!

К последней фразе Рейнеке добавил грязное ругательство, и Винер вскипел:

— Я бы попросил, господин капитан…

— Все, все, все… Молчу! — театрально поднял руки гестаповец и добавил примирительно: — Я не хотел тебя обидеть. А если всерьез, то эта Радзиня обвиняется в связях с коммунистическим подпольем — поэтому советую ее забыть! Поверь: дело слишком серьезное.

Отдав честь, он скрылся за дверью ресторана. Винер, рассеянно козырнув в ответ, медленно побрел прочь.