Это единственное условие, которое он ставит и, обнимая одной рукой за шею, вплетает пальцы в короткие волосы у её основания, чтобы удержать его голову, цепляясь туманным тёмным взглядом в капитанское лицо. Приоткрывая губы каждый раз, когда тело принимает и, выдыхая при обратном движении. Подмахивая, когда скольжение внутри становится мягче, жаждя напора, так чтобы чужой член беспрестанно наминал горошину простаты, посылая всё новые и новые витки клубку тяжести, собранному внизу живота, закручивая пронзительное удовольствие, сочащаяся мутными каплями, пачкающими поджарый капитанский пресс, от того, что Коста второй рукой продавливает за поясницу, то заставляя прижиматься, то отпуская на новую амплитуду умопомрачительного ныряния в растраханное нутро.
Совершенно не помогая собственному члену руками, вымучивая себя той тонкой звенящей гранью, которая постоянно меняется, то забираясь почти на самый пик волны, то опадая в тягучее дно, от малейшего изменения глубины и ритма соития.
До самого конца удерживая взглядом, вычитывая на чужом и прописывая на своём лице все эмоции, пока тело не заходится в оргазменных судорогах, заставляя анус ритмично сокращаться, сдавливая и принуждая любовника кончать следом. И расплываясь после по постели вялой морской звездой, прикрывая глаза, позволяя себе расслабленно вымазать живот собственной спермой, мягко выглаживая опадающий член и всё ещё чувствуя угасающую пульсацию растворяющегося удовольствия и едва ощутимое тягуче-мягкое сокращение мышечного кольца растянутого зада.
Куэрда облизывает губы, рассматривая любовника через прикрытую решётку ресниц, улыбается довольно, потягивается.
— Я бы не отказался, — голос всё ещё с возбуждающей хрипотцой, стекающий на шёпот, — от бокала вина…
Любопытная луна так самозабвенно подсвечивает контуры тел, видимо, забывшись увиденным и остановившись на небосклоне, вместо того чтобы двигаться к горизонту. В этой игре холодного серебра её лучей и густоты бархата ночных теней, все линии проступают глубинно. И шрам на капитанском лице чётче расчерчивает его напополам, вызывая ненужные вопросы. Но Флав настолько доволен и расслаблен, что не думает об уместности. Подпирая голову ладонью и опираясь на локоть, он приподнимается, снова рассматривая любовника.
— Расскажи мне, — он едва касается пальцами тонкой нити шрама у края скулы, — о нём. Откуда?
Потянувшись, мягкие губы нежно целуют в уголок капитанских губ. Коста не имеет привычки расспрашивать своих любовников, но сейчас изменяет себе.
— Я останусь до утра, ладно…
И это получается не вопросом, а словно утверждением. И ответа не требует, потому что Флав снова мажет губами по губам, забирая в тягучий поцелуй.
***
Самое лучшее, самое желанное, самое возбуждающее, самое проникновенное ощущение — это отчетливая ответная страсть, и Куэрда не просто одарил Северино ею — захлестнул с головой. Капитан всегда считал, что истинное наслаждение — это дарить ласку и видеть, как партнер получает от нее удовольствие. Канатоходец так податливо плавился под его губами и руками, выстанывая каждое прикосновение, что член капитана даже начал нетерпеливо ныть от страсти, прося скорейшего соития, которое не замедлило произойти.
Северино застонал делая первые медленные движения, чувствуя, как кружится голова от столь желанного ощущения тесноты и жара чужого тела. Он как мог сдерживал себя, чтобы не сорваться сразу в быстрый темп — настолько он хотел Куэрду, однако уже через несколько вхождений начал непроизвольно наращивать амплитуду, не в силах держаться.
Он смотрел в глаза канатоходца, как тот и хотел, смотрел, чувствуя ответный взгляд этих великолепных глаз, блестящих огнем страсти в глубине расширенных от боли и удовольствия зрачков. И этот взгляд, казалось, проникал в самое нутро капитана, уравновешивая его собственные телесные проникновения.
Северино ловил сладкие вздохи Флава, точно питаясь, насыщаясь ими, и одновременно сам выстанывал каждое вхождение. Ему казалось, что сейчас они даже дышат в унисон. Капитан двигался внутри Куэрды, заставляя его выгибаться и не прерывая взгляда, не разрывая этой тонкой и такой прочной связи. Казалось, отвести глаза сейчас равносильно тому, чтобы прекратить заниматься сексом — прервать это удовольствие было так же невозможно.
Луна, обласкивая холодным светом, словно тушью обрисовывала красивый силуэт канатоходца, каждую черточку его лица, его шею, соски, ребра, пресс, налитый кровью член — прекрасное тело, которое хотелось облизать, обласкать, провести руками по каждой клеточке, каждой ямочке. Где-то на периферии капитан видел это все, но основное его внимание по-прежнему было поглощено взглядом — и только им. В глубине этих карамельных глаз Северино видел все эмоции, бушевавшие в душе Флава, и не скрывал своих.