Между строк (СИ)

Если бы Северино был художником, он бы непременно захотел нарисовать эту картину. Спокойно-холодный свет луны, обращающий мир в черно-белые тона, высвечивал линию спины нагло улегшегося на кровати Куэрды. Зачарованно устремившись взглядом по этой линии, взгляд капитана остановился на обнаженных ягодицах канатоходца, вызывающе-гладких и поджарых, словно так и ждущих прикосновения. Судя по глубокому размеренному дыханию, Флав спал сном младенца.

Он все это время был здесь, он все-таки решил дождаться капитана… Внутри Северино всколыхнулось что-то давно забытое, горько-сладкое и обжигающе-нежное, но его бедная голова была слишком занята созерцанием открывшейся красоты, чтобы анализировать непонятное чувство. Словно боясь вмешиваться в умиротворяющее зрелище, капитан тихо подошел к спящему канатоходцу и попробовал его коснуться, однако сразу же одернул руку.

Он его хотел — об этом однозначно говорил член, едва только не прижимающийся к животу от возбуждения, несмотря на то, что буквально полчаса назад он получил разрядку. Да, он хотел жаркого секса с ним — прямо сейчас, прямо здесь, на этой кровати… но при этом капитан не желал будить Куэрду — уж больно красиво он смотрелся спящим. Северино прилег рядом на кровать и обнял канатоходца, притягивая его расслабленное сном тело к себе. Не в силах отказать себе в удовольствии, он коснулся губами выступающего шейного позвонка, прикрывая глаза от наслаждения — его кожа оказалась на вкус и запах именно такой, какой он ее себе представлял.

***

Флав редко видел сны. Скорее всего, это происходило от того, что выматывался за день и мозг просто отключался, заставляя канатоходца проваливаться в чёрную глубину и тонуть в ней до утра. Спал он крепко, возможно, по той же причине. Просыпался всегда отдохнувшим и как-то разом. Одним махом, как говорил Лучи. Так, как будто бы выныривал из глубины свежий, полный сил, довольный. Не имел привычки валяться в постели, потягиваясь и добирая дремотой. Энергично вскакивал, бодрился ледяной водой, перекусывал и отправлялся по делам. Привычку рано просыпаться Куэрда приобрёл, кажется с рождением. А, не залёживаясь, вскакивать — с опытом.

Мягкие прикосновения к телу разбудили не сразу. Ещё какое-то время Коста пребывал в полусонном забытье. В нём же поймал чужие пальцы на животе своими. Погладил, пропуская между них и забирая в замок. Но поворачиваясь во сне, канатоходец упёрся лбом в капитанское плечо. Терпкий аромат чужого возбуждения коснулся крыльев носа, заставляя ресницы дрогнуть. Сквозь щёлочки приоткрывшихся глаз Флавио уловил изгиб подбородка, стёртый полутьмой угол кадыка и услужливо подсвеченную луной торчащую бусину чужого соска.

— Севвфффф, — шепот получился вкрадчивым, ползущим вслед ловким пальцам, медленно проскользившим по капитанскому бедру и замершим у самого основания члена, — капитан мой…

Куэрда намеренно, не открывая до конца глаз, приподнял голову и защипнул губами подбородок мужчины, в то время, как ладонь по хозяйски легла на возбуждённый орган, так, словно это был их не первый раз. Огладив по всей длине, вымеряя и наслаждаясь результатом, канатоходец легко оттолкнулся от кровати и оседлал своего любовника, мгновенно сбрасывая оковы сна. Тряхнув головой, намереваясь таким образом избавиться от прилипших во сне ко лбу непослушных прядей волос и сжимая бёдрами бёдра, как будто бы предотвращая попытку к бегству, Флавио наконец взглянул на то великолепие, которое заарканил.

— Тшшшшш, — указательный палец прижался к капитанским губам, — мой капитан весь ¬¬мой, — слова получались именно такими, какими хотелось, шершавыми от севшего голоса и масляными от расплывающегося внутри желания.

Коста нагнулся, забирая в кольцо собственных пальцев оба члена и едва касаясь дыханием капитанских губ, вышептал:

— Я командую. Вы — подчиняетесь… Се-ве-ри-но, — имя прозвучало, как посыпавшиеся на пол жемчужины из лопнувших бус.

Это настолько понравилось Косте, что он тихо рассмеялся и вновь повторил:

— Се-ве-ри-но…

На этом лирическое отступление закончилось, и Куэрда жадно и требовательно принялся забирать, то, что этой ночью принадлежало только ему.

Плотное кольцо пальцев вольно гуляло по рисунку проступающих под тонкой кожей вен, иногда царапая самой кромкой ногтя большого пальца по открывшимся головкам, чтобы снять наливающуюся соком бусину смазки. Упираясь другой рукой в кровать у бока любовника, Флав с упоением зацеловывал желанное тело, кое-где жаля, чтобы оставить собственные отметины, что любил делать, но редко позволял себе в свете супружеских уз партнёров. Рассыпал по груди мелкие поцелуи, затягивая в напористый рот ягоды сосков, чтобы прокатить по кромке зубов и тут же вытолкать ненасытным языком, чтобы пройти напряжённым кончиком его до самого пупка, нырнув в его ямку и вынырнув, обратно по тому же пути, пока внутри собирается в комок змей, дрожащее напряжение.