Прикосновение губ к губам обожгло. Северино вообще-то хотел только обозначить свои чувства, «вернуть долг», так сказать, но это вышло так же «хорошо», как и все остальные попытки скрыть свою натуру. Едва почувствовав бархатный язык, он принялся с пылким упоением его ласкать, забывая обо всем, углубляя поцелуй, выплескивая им всю накопившуюся страсть и напряжение. Он закрыл глаза и прижал теплое тело к себе настолько близко, что Куэрда наверняка кожей ощутил его возбуждение. Ладони гуляли по спине канатоходца, чувствуя через ткань одежды то выпирающие лопатки, то точеный поясничный прогиб. В голове уже не было былых запретов — они утонули в долгом сладостном поцелуе, бывшим желанным, точно глоток воды после долгой жажды, и Северино все никак не мог напиться, не мог насытиться этим моментом.
Он не смог бы вспомнить, когда последний раз так целовался — так, чтобы гореть заживо, чтобы вкладываться, а не исполнять скучную обязанность, при этом думая лишь об одном: «Что я вообще делаю рядом с этим человеком?». Забвение волнами раскаленной лавы захлестывало его с головой — и он то ли тонул, то ли обращался в пепел, понять было невозможно. Не в силах совладать со своим желанием, капитан прижал Флава спиной к двери и собрал пальцами ткань его рубашки, будто намереваясь порвать ее.
И именно в этот момент в дверь забарабанили так, что стекла во всем доме затряслись.
— Капитан! — раздались крики снаружи. — Капитан, вы здесь? Вы еще не спите? Капитан, это очень срочно!
— Я видел, он заходил сюда! Он должен быть дома.
Голоса доносились как через толстый слой ваты, и когда Северино оторвался от поцелуя, ему показалось, что он вернулся в реальность из какого-то далекого мира снов. Бесконечно долгий миг ему потребовался на то, чтобы понять — это реальность, и в ней он кому-то потребовался, непременно под ночь, как по закону подлости. Обеспокоенно посмотрев на канатоходца, он приложил палец сначала к своим губам, затем к его, не упустив шанса приласкать эту одновременно терпкую и сладкую линию подушечкой указательного пальца. Губы Куэрды были роскошно-горячими и чуть влажными от недавнего поцелуя, и Северино едва удержался, чтобы снова не пропасть в них с головой.
Осторожно — так, чтобы Куэрду нельзя было увидеть, он открыл дверь. На пороге стояло двое стражников из числа сегодняшних ночных патрульных.
— Сеньор Мойя! — начал один из них, маша руками, будто сомневаясь, что капитан его видит и замечает. И вправду, если бы Северино сейчас увидел себя со стороны, он бы подумал, что, судя по шальному взгляду, этот человек где и когда угодно, только не здесь и не сейчас. — Задержали подозреваемого в убийствах!
— Того самого, — добавил второй. - Мы срочно ждем вас в кордегардии! Необходимо ваше присутствие.
— Я… буду через минуту, — с небольшой запинкой ответил Северино. — Ждите меня на месте.
Захлопнув дверь, он воззрился на Флава.
— Мне придется идти, — тяжело и дыша, ответил он. — Весь город на ушах из-за серии убийств, и… в общем, мне нужно быть на работе. Я не знаю, сколько это займет, но скорее всего, от пары часов до целой ночи. Задняя дверь находится в кухне и запирается изнутри, просто прикроете ее за собой. За ночь ничего не случится.
Он хотел добавить что-то еще — например, что ему жаль, что так получается, но не смог выжать из себя ни слова. Больше всего на свете он сейчас хотел, чтобы чертов убийца так и бродил непойманным, чтобы никто не стучался к нему и не беспокоил. Пах горел жаркими углями желания, а все тело едва не ныло от перспективы работать в таком состоянии. Жадный монстр стремления прямо сейчас заполучить даже не симпатичного, а откровенно красивого канатоходца толкал на новый — увы, прощальный — поцелуй, но Северино понимал, что если он это сделает, то ни на какую работу никто уже не пойдет — по крайней мере, этой ночью. Поэтому рваным и немного смущенным жестом он поцеловал пальцы Куэрды и вышел в щедро разбавленную светом из окон черноту ночи.
Он не боялся оставлять, по сути, незнакомого человека в доме — наверное, потому, что меньше всего сейчас думал об опасностях такого рода. Все его мысли заполонило сожаление о том, что мало того, что ничего не получилось, так ему еще и не прошло в голову назначить встречу на, например, завтра. А что если Флав проснется утром и скажет: «Вот это да, ну меня и понесло», и пойдет к очередной Агате, и думать забыв о капитане? А что если в нем сегодня говорило вино? А что если… да миллион с половиной причин могли помешать им снова увидеться!
Шаг капитана был нетверд до такой степени, что проходящий мимо запоздалый горожанин отшатнулся от него, как от пьяного. В голове царил сладостный дурман, которого не мог дать ни алкоголь, ни какие-либо другие средства «расширения сознания», словно то был не поцелуй, а гремучая смесь различных опиатов. Мысленно все еще пребывая в том моменте, когда канатоходец был в его руках, а их губы сливались в страстном поцелуе, Северино дошел до кордегардии и, вначале едва не влетев в косяк, а потом — в одного из стражников, добрался до своего кабинета.
***